Целый день я бродила одна. Я хотела удержать в себе то настроение, которое охватило меня на берегу. Если что-нибудь случится и я – не дай бог – не смогу вернуться в Замок Роз, мне хотелось бы оставить в душе это чувство. Ведь сейчас мы так хорошо друг друга понимаем, между нами царит такое доверие!

Хотя я знала, что все это очень хрупко и в любой момент может измениться.

После обеда я пошла в розовый сад. Пели птицы, у фонтана раздавалось мелодичное журчание. Я не спеша подошла, думая, что я здесь одна.

Но возле фонтана увидела Арильда.

Он запрокинул голову назад, подставив лицо каплям, и протянул руки к воде. Его лицо было совсем мокрым, он стоял зажмурившись и улыбался. Знаю, что звучит это смешно, но в нем было что-то от ангела.

Он меня не замечал, но уходить мне не хотелось. Неподалеку стояла скамья, откуда я могла наблюдать за ним так, чтобы он меня не видел.

Я прокралась туда. Он ничего не заметил.

Никогда не задумывалась о том, что у Арильда необыкновенно благородные черты лица. Кого-то он мне напоминал, но вскоре я поняла, что напоминает он не какого-то конкретного человека. Я узнавала в нем ту одухотворенность, те одиночество и недосягаемость, которые так запомнились мне на старинных картинах со святыми. Перед глазами стоял Франциск Ассизский.

Я вспомнила вчерашние слова Каролины о том, как сложились бы обстоятельства, если бы Арильд восхищался ею и как девушкой. Нет, Арильд похож на ангела, а Каролина к ангелам никакого отношения не имеет. Но теперь я заметила, что в чертах его благородного лица была какая-то сила. Наверно, мы несправедливо опасались, что он слишком мягкий человек.

Через несколько минут я обнаружила, что рядом со мной кто-то сидит.

Кто-то положил свою руку поверх моей и крепко сжал ее.

Это была Амалия.

Она приложила палец к губам, мы улыбались и сидели в полной тишине, не говоря ни слова. Через некоторое время к нам присоединился Арильд. Он взял Амалию за руку – так мы и сидели втроем, с Амалией посередине.

Вечером я пришла в свою комнату и нашла у себя на столе несколько фотографий. Снимки, которые я сделала фотоаппаратом Розильды, проявили и напечатали.

На одном были Розильда и Каролина возле качелей, на другом – Розильда у мольберта. Снимки получились красивые и четкие. Я осталась довольна. Среди них я нашла и фотографию, сделанную Каролиной, – на ней были мы с Розильдой. Я выглядела немного застывшей, а в остальном снимок вышел хороший.

Но было в них что-то странное…

Тени, падавшие от Розильды и Каролины, были не темными, как на самом деле. Они были белыми. В точности как на акварели Розильды. Присмотревшись к ним внимательнее, я заметила, что, как и на картине, они постепенно обретают образ. Я увидела белые женские тени. Они были даже на той фотографии, где Розильда сидела у мольберта. Особенно в одной из теней с какой-то мистической отчетливостью вырисовывалась женщина. Остальные были не такими ясными, более расплывчатыми.

На фотографии со мной белых теней не было.

Среди снимков лежала записка, вырванная из блокнота Розильды. Несколько строк из «In Memoriam» Теннисона:

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Совершенно неожиданно Каролина предложила проводить меня к поезду.

– Будем вместе до последней минуты! – преданно сказала она.

Я очень обрадовалась.

Предполагалось, что я поеду сразу после завтрака. Обычно, когда я сталкиваюсь с чем-то неизбежным, то если уж действительно ничего нельзя изменить, я стараюсь покончить с этим как можно быстрее.