Изменить размер шрифта - +
Обширная культурная программа идет полным ходом. Я демонстрирую эрудицию, особенно, правда, не увлекаясь: большие знания женщин вызывают у мужиков обоснованное беспокойство. У бедного Сережи не закрывается рот. Вадим все чаще держит меня за руку и как бы ненавязчиво обнимает, однако я не даю заманить себя на стезю разврата.

– Фенечка, – говорит Вадим, – почему бы тебе не переехать в гостиницу?

– Зачем? Мне здесь нравится.

– Шутишь? По‑моему, это место для тебя совершенно неподходящее. Если гостиница тебе не по вкусу, можно снять квартиру.

Я отвечаю в том духе, что сарайчик – предел моих мечтаний, и с соседями мне невероятно повезло, они поддержали меня в годину испытаний, и теперь оставить их было бы верхом неблагодарности.

Сережа внезапно обретает голос и наставительно шепчет:

– Чего ты дурака валяешь? Вадим хороший мужик, и денег у него до черта.

Наконец и сам Вадим вечером в ресторане, глядя в мои прекрасные глаза, делает мне вежливое, но откровенное предложение. Жизнь на юге начинает действовать на нервы. Я откидываюсь на спинку стула и делаю грустно‑ласковое лицо. После минутной заминки говорю:

– Вадим, у тебя дома, наверное, жена и двое детей, которых ты очень любишь.

– С чего ты взяла? – спрашивает он.

– Ты хороший человек, и все у тебя должно быть хорошо. Следовательно, есть жена и дети. Ну и зачем тебе я, скажи на милость? Я не гожусь для курортных романов. Прости меня, ладно?

Он вроде бы простил, но попыток толкнуть меня на путь греха не оставляет. Я проявляю завидную стойкость.

В конце недели мы расстаемся, Вадим рано утром уезжает домой.

– Кстати, – спрашиваю я, – почему ты приехал на машине?

– Ненавижу самолеты. Служил в десанте и решил: если жив останусь, близко к самолету не подойду.

– Поезда тоже ненавидишь?

Он смеется, обнимает меня. Мы прогуливаемся по улочке, «Мерседес» стоит возле калитки. Я пишу свой адрес, Вадим – свой телефон.

– У тебя действительно нет мобильного? – с сомнением спрашивает он. – Хочешь, подарю?

– Блага цивилизации лишают человека свободы, – ухмыляюсь я.

Он опять обнимает меня и говорит:

– Поедем со мной. Ну что тебе эти три дня?

Я качаю головой:

– У меня билет. Поеду поездом. Увидимся дома, хотя, может, ты и не захочешь.

– Желал бы я знать, чего хочешь ты.

– Господи, да этого даже я не знаю.

Прощание наше трогательное и довольно продолжительное. Под конец, явно испытывая некоторую неловкость, Вадим извлекает из машины два объемных пакета.

– Это тебе на дорогу, – говорит он. – Ешь регулярно и постарайся не потерять чемодан. До встречи.

Он машет рукой и хлопает дверцей «Мерседеса», я с пакетами остаюсь посреди улицы. Когда машина сворачивает за угол, я кидаюсь вдогонку, голос мой способен поднять мертвого. Вадим оказывается рядом, а я пытаюсь подобрать слова.

– Извини, – говорю я. – Наверное, это глупо… – Я и в самом деле чувствую, что веду себя по‑дурацки. – Я хотела сказать тебе спасибо. Ну, за то, что ты купил все это, не предложил мне деньги, а купил, и вообще… Мне будет очень плохо, если в родном городе ты меня забудешь.

Наши объятия и прощальный поцелуй ничего общего с братскими не имеют.

 

Родной город встречает меня ужасной жарой. Само собой, такси поймать не удается, я еду с чемоданом в битком набитом троллейбусе, футболка липнет к телу, и от запахов кружится голова. Вываливаюсь на своей остановке и, удивляясь собственной живучести, плетусь к дому.

Быстрый переход