22

В салонах авиалайнера потемки.

Где мы? Что теперь будет?

Не происходит ровно ничего. Все так же темно. Похитители орут, что они немедленно застрелят каждого, кто посмеет сдвинуться с места, кто посмеет поднять шторку иллюминатора, кто хоть что-нибудь посмеет. Фантастика, думает Миша. 120 против 3, и никто не осмеливается хотя бы шевельнуться.

Необыкновенно поучительно, думает он. Небольшое число хорошо вооруженных и организованно действующих людей может держать в послушании массы людей, целый народ. Вентиляция отключена, быстро становится тепло, а затем и душно. Вильке сложил руки и беззвучно молится. Наверное, многие молятся, в таких случаях все вспоминают о Боге!

Внезапно свет в кабине снова загорается. Сколько времени прошло с момента приземления? Минуты? Часы? Неизвестно. Все должны были выбросить в проход свои часы. Через щелки у иллюминаторов пробивается неяркий свет. Наверное, вечер, думает он. В 7 часов мы вылетели из Тель-Авива. В 14 часов — из Рима. Сколько времени после этого мы были в воздухе?

— Внимание, дамы и господа!

Все сидели в оцепенении, как под наркозом. Теперь вдруг очнулись. Перед входом в салон первого класса стоит красавчик, рядом с ним светловолосая стюардесса.

— Внимание дамы и господа, — переводит блондинка в микрофон, — сейчас вам сообщат важную информацию… — она переводит почти совсем гладко, только изредка путается: — Его зовут Бранко… Его товарищи и он боснийцы… Мы приземлились в аэропорту Сараево…

Миша сопит. Они не в Триполи, не в Багдаде, они в Сараеве! Не зря он надеялся, что еще не все потеряно! Ах, милая Соня, сумасшедшая гадалка с Белорусского вокзала в Москве! Я достигну своей цели, сказала ты, все кончится хорошо, но прежде будет много трудностей. И вот сейчас очередная. Я в Сараеве. Конечно, это не повод для радости. И все же! А ведь я мог бы оказаться в Триполи! Боснийцам от меня ничего не надо. Они не могут рассчитывать на то, что я построю им бомбу, после пресс-конференции в Иерусалиме каждый, кому это интересно, знает, что я Миша Кафанке, жестянщик и сантехник, а не профессор-атомщик Валентин Волков. Конечно, есть лучшие варианты, чем быть заложником в Сараеве, но в мире есть много мест, где было бы гораздо хуже. По сравнению с этими местами Сараево — рай, думает Миша, но ведь дальше, конечно, будет что-то еще, много чего будет!

Элегантный господин Вильке из рекламного агентства приглушенно стонет и говорит:

— Сараево… самое пекло гражданской войны! Они убьют нас… Они всех нас убьют!

— Тихо! — говорит Миша. — Я хочу слышать, что говорит Бранко.

Бранко много чего говорит, а бедняга стюардесса должна это переводить.

— Комендант Бранко заявляет: 30 мая Совет Безопасности ООН ввел против Югославии санкции, в том числе полное эмбарго на торговлю, это было сделано именно в тот момент, когда в Боснии и Герцеговине вспыхнула самая кровавая война за всю историю… Жестокость этой войны растет день ото дня… Народ на краю гибели. В Сараеве сербскими солдатами и добровольцами блокировано 350 тысяч человек, они находятся там уже 3 месяца и подвергаются непрерывным бомбардировкам… Партизаны обстреливают все, что движется… несчастные жители моего родного города уже не могут похоронить своих погибших… Они голодают… Машины с гуманитарной помощью ООН не могут добраться от аэропорта до города… Нет медикаментов… В подвалах разрушенных больниц ампутации проводят без наркоза… Наш народ систематически истребляют в рамках, как это сегодня называется, этнических чисток… Десятки тысяч находятся в тюрьмах, концлагерях, лагерях интернирования, в которых дело доходит до чудовищных жестокостей… Обо всем этом мир знает… Но он ничего не делает! Он безучастно смотрит, как истребляют наш народ… Никто не вмешивается, никто не помогает нам.