Герман Вильке ест с наслаждением, он то и дело вытирает губы салфеткой. Настоящий джентльмен, думает Миша, ведь я всю жизнь хотел быть таким, как он. Таким умным и раскрепощенным, таким эрудированным и вдохновенным, к тому же серьезным и полным собственного достоинства, а как он молился, эта искренность, эта набожность, если бы я мог быть таким религиозным, но я только суеверен!

Над входом в салон первого класса, оказывается, есть часы, не очень большие, электрические. Они показывают время, дату и день недели. Миша читает: 19.22 Jun 7 Sun. Седьмое июня, воскресенье. Ну и воскресенье! Утром в Тель-Авиве, днем в Риме, сейчас, в 19.22, в Сараеве, думает Миша. Вильке продолжает свою песню:

— …и тем не менее, господин Кафанке, тем не менее, хотя мы фиксируем приборами, как потребители просматривают объявления, хотя мы регистрируем их мозговую активность, потоотделение, реакцию мышц лица и тому подобное, хотя дюжина институтов регулярно проводит с потребителями опросы и интервью, реклама остается таинством, да, — воодушевленно повторяет Вильке, — таинством…

В следующий момент снова появляется Бранко и говорит по-английски, что из диспетчерской ему сообщили — американский президент созвал своих ближайших советников на экстренное заседание. Некоторые пассажиры зааплодировали.

— Это свинство, что боснийцам не дают оружия, — слышит Миша голос мужчины позади себя.

Снаружи стемнело, надоевшая жара ослабевает, наступает ночь. Один за другим люди, кому надо, получают от угонщиков разрешение сходить в туалет. В проходе возникает оживленное движение в обе стороны.

Свет гаснет, уже поздно, но мало кто из пассажиров может заснуть. На следующий день в салоне становится невыносимо жарко. Люди начинают раздеваться. Угонщики ходят голые до пояса. Все больше и больше распространяется запах пота, с которым женщины пытаются бороться при помощи туалетной воды. К этой смеси примешивается и зловоние из туалетов. Теперь почти никто не хочет есть, — только пить. Дети плачут, некоторые женщины тоже. Мужчины начинают ссориться. Атмосфера накаляется. Около полудня Бранко объявляет, что президент Буш и его чрезвычайный штаб до сих пор совещаются. Лицо Бранко стало белым от ярости. Теперь уже многие разделяют его взгляды, насильники и жертвы становятся все ближе и ближе друг другу. За этот день у пассажиров два сердечных приступа, три приступа астмы, четыре обморока. У врача — итальянца — много работы. Трое угонщиков помогают, чем могут.

Во вторник, 9 июня, Бранко выходит из кабины и сообщает; чрезвычайный штаб в Белом доме принял решение передать со складов НАТО в Боснию необходимое вооружение. Заложники аплодируют и кричат ура, они вне себя от восторга. В это время из одного туалета бизнес-класса в средний проход начинает течь зловонная жижа. Миша думает: это первый унитаз, который переполнился. Следом будут другие. Снова начинается паника.

Теперь угонщики опять восстанавливают свой авторитет силой. Они не только угрожают пистолетами, но и бьют ими пассажиров. В салоне быстро становится тихо. Но с этим засорившимся туалетом существовать дальше невозможно!

Что делать? Бранко выясняет у пилотов. Очевидно, резервуар нечистот переполнен, и нет другого выхода, как откачка их специальной машиной наземного обслуживания. Снова разговор с диспетчерской по радио. Есть такая машина для DC-10?

— Да, — сообщает земля после некоторой задержки, — у нас есть то, что вам надо. Машина может выехать немедленно. Работать будут двое механиков.

— Нет! — визжит Бранко. — Я еще не сошел с ума! К самолету никто не подойдет!

— Тогда с очисткой ничего не получится, — говорит капитан.