|
Я работал в Центральном офисе, начав как программист. После того, как я предложил систему подключения станций наблюдения за погодой и сообщения метеорологических спутников полились прямиком в центральную сеть, меня назначили старшим программистом, и обязанности мои расширились. Но чем больше я изучал проект, тем больше появлялось сомнений, тем серьезнее становились опасения. Я обнаружил, что работа перестает мне нравиться, и это сделало мои занятия более интенсивными. Приходилось брать работу на дом. Никто не догадывался, что вызвано это было не увлечением, а скорее рожденным опасениями желанием изучить все, что возможно, о проекте. После того, как мои действия были замечены, их неверно истолковали и повысили в должности еще раз. Это было прекрасно: я получил допуск к большому объему информации на уровне политики. Потом по разным причинам дело дошло до потока данных о смертях, повышениях, отставках и увольнениях. Эти вещи стали открытыми для меня, и я рос внутри группы. Я пришел за советом к старому Джону Колгейту, который руководил проектом. Однажды, еще в самом начале проекта, я поделился с ним своими сомнениями и опасениями. Я сказал седому желтолицему старику со взглядом спаниеля, что предчувствую: мы можем сотворить чудовище, которое совершит самое последнее посягательство на остатки того сокровенного, что есть у человека. Он долго глядел на меня, комкая на столе кораллово-розовое месиво бумажных лент. - Может быть, ты и прав, - сказал затем он. - Как ты до этого додумался? - Не знаю, - сказал я. - Я только хотел сказать вам, что я думаю по этому поводу. Он вздохнул, повернулся в своем кресле-вертушке и уставился в окно. Немного спустя мне показалось, что он задремал, как иногда это случалось с ним после обеда. И все же, наконец, он заговорил: - Не думаешь ли ты, что мне и раньше тысячи раз приходилось выслушивать подобные аргументы? - Возможно, - откликнулся я, - и все же мне хотелось бы знать, что вы на это скажете. - У меня нет на это ответа, - сказал он резко. - Или я чувствую, что это к лучшему, или отказываюсь с ним возиться. Конечно, я могу ошибаться. Я допускаю это. Но многие идеи сохранятся в записях, а особенности нашего общества будут упорядочены настолько, насколько это возможно. Если ты нашел для этого лучший вариант - скажи мне. Я молчал. Закурив, я ждал, что он скажет дальше. Я не знал еще тогда, что жить ему оставалось месяцев шесть. - Ты когда-нибудь думал об уходе? - спросил он наконец. - Что вы имеете в виду? - Исчезновение. Возможность вырваться из системы. - Я не уверен, что понял... - Мы все включены в Систему, в которой будут закодированы и записи о наших личностях. Наших - в последнюю очередь. - Почему? - Потому что я хочу оставить возможность для того, кто придет ко мне с тем же вопросом, что и ты - о возможности скрыться. - Кто-то еще хотел этого? - Даже если мне и высказывали такое намерение, я бы не сказал тебе этого. - Исчезновение. Я понимаю это так, что вы имеете в виду уничтожение данных обо мне прежде, чем они попадут в Систему? - Верно. - Но мы не можем сделать этого с другими данными: с академическими записями. |
