|
Так есть дело? И какое? - Сложное. Запутанное. Он закурил, и чуть погодя принесли пиво. Он курил, пил пиво и слушал музыку. Я пел эту песню и снова спою ее: мир подобен взметнувшемуся отрывку музыки. Многие перемены происходили в ходе моей жизни, и, кажется, большинство из них имело место в течение последних нескольких лет. Перемены стали образом моей жизни несколько лет назад и я подозревал, что это будет моей постоянной участью все эти годы - если дела Дона не втянут меня в гибельную западню. Дон заправлял вторым по величине в мире детективным агентством и он иногда пользовался моими услугами из-за того, что я реально не существовал. Меня не существовало теперь потому, что когда-то, в другое время и в другом месте, мы породили самую дикую мелодию нашего времени. Именно я пустил в мир первые аккорды проекта Центрального банка данных, и я принимал существенное участие в попытках создать рабочую модель реального мира, включающую в себя данные о всех и вся. Насколько полно мы преуспели и стало ли обладание подобием мира действительно обеспечивать опеку над ним и наиболее эффективные меры контроля за его функционированием - этот вопрос был спорен для прежних моих сотоварищей, пока вся эта музыка росла и развивалась. Впоследствии я переменил свои взгляды и в результате принятого решения не получил гражданства во втором мире, в Центральном банке данных, который стал теперь гораздо более важным, чем реальная жизнь. Уход из реальности, мой собственный временный выход за грань мира вызвал необходимость других преступлений - нелегальных входов обратно. Я периодически возникал в этой компьютерной реальности, потому что приходилось иногда как-то обеспечивать свою дальнейшую реальную жизнь работой, например, на Дона. Я очень часто становился весьма полезным ему - когда он получал необычные головоломки. К счастью, в данный момент, похоже, именно такую он и имел - еще до того, как я почувствовал, что помираю от безделья. Мы прикончили наше пойло, потребовали счет и расплатились. - Сюда, - сказал я, показывая на заднюю дверь, и он завернулся в пальто и последовал за мной. - Поговорим здесь? - спросил он, когда мы двинулись вдоль аллеи. - Пожалуй, нет, - сказал я. - Прокатимся, потом побеседуем. Он кивнул и двинулся дальше. Тремя четвертями часа позднее мы сидели в салоне "Протеуса" и я готовил кофе. Холодные воды залива мягко покачивали нас под безлунным небом. Я зажег лишь пару маленьких светильников. Уютно. За бортом "Протеуса" - толпа, сумятица, бешеный темп жизни в городах, на земле, и функционально-метафизическую отдаленность от всего этого могли обеспечить всего несколько метров воды. Мы с огромной легкостью повсюду изменяли ландшафт, но океан всегда казался неизменным, и я полагал, что мы пропитывались каким-то чувством безвременья, когда оставались с ним один на один. Может быть, это одна из причин, по которым я так много времени проводил в океане. - Вы впервые принимаете меня здесь, на борту, - сказал он. - Удобно. Весьма. - Спасибо. Сливки? Сахар? - Да. И то, и другое. Мы уселись с дымящимися кружками, и я спросил: - Ну, так что у вас? - Одно обстоятельство, родившее две проблемы, - ответил он. - Одна из них такого рода, что выходит за пределы моей компетенции. Другая - нет. Я скажу, что это абсолютно уникальная ситуация и, соответственно, требует специалиста высокой квалификации. |
