– Не трать силы напрасно, – посоветовал я, нашаривая между тюками флягу.

Маг удивленно распахнул глаза. О, бедный мой, как же тебе нехорошо! Лоб – в капельках пота, взгляд переполнен болью...

– Почему?.. – тихо спросил он. – Все так... плохо?

– Все просто замечательно. – Я постарался придать голосу как можно больше оптимизма.

– Я... умираю?

– Вовсе нет. Да, тебя основательно потрепали, но нет ничего непоправимого... И ты вполне сможешь сам залечить эту рану – только потерпи пару минут...

– О чем ты?

– Когти шадды несут на себе кое‑что, мешающее заживлению. Думаю, тебе пока неизвестны заклинания, нейтрализующие действие этого яда, так что не мешай мне. Просто расслабься...

Так, вот этот нож с пояса возницы как раз подойдет... Я опустился на колени рядом с магом и как можно аккуратнее взрезал окровавленную одежду. Конечно, можно было ее снять, но лишний раз колыхать парня, и так находящегося на грани жизни и смерти, просто зверство! Ай‑вэй, как все печально! След шадды четырьмя рваными полосами шел наискось через живот. Кровь текла, даже не думая сворачиваться.

– Сейчас будет больно, – предупредил я, щедро поливая Мэтти содержимым фляги.

Он взвизгнул. Горячительное зашипело, соприкоснувшись с порченой кровью. Прости, пожалуйста, но я должен позаботиться и о своей безопасности... Я нагнулся и начал слизывать выступившую на ранах пену.

– Что... ты... делаешь?.. – задыхаясь от боли и от удивления, выдавил из себя маг.

– Не мешай. Не задавай вопросов и ничего не бойся. Обещаю, все будет хорошо. – Я на несколько вдохов оторвался от окровавленного живота.

Глазам стороннего наблюдателя (если бы таковой вдруг очутился в столь ранний час в столь неподходящем месте) предстало бы весьма пикантное зрелище... Сразу и не поймешь, чем мы занимаемся: Мэтти время от времени постанывает и скребет пальцами по земле, а я, не поднимая лица, энергично двигаю головой в месте, которое чуть выше того, где...

Горько‑стальной привкус остаточной магии, соленая терпкость крови и сивушный аромат грубо очищенного пойла адской смесью плескались у меня во рту. Я едва успевал сплевывать в сторону сгустки, обильно сдобренные собственной слюной. Легко сказать: зализать такие длинные раны! Наконец я устало, но довольно выпрямил спину. Кровь больше не текла – относительно ровные бурые дорожки остекленевшей жидкости – вот и все, что осталось.

– Дальше занимайся лечением сам. – Я пополз к телу шадды.

– Как... как ты это сделал? – О, у нас уже и голосок окреп?

– Расскажу. Потом. Когда ты выздоровеешь. Кстати, у тебя есть всего пара минут, чтобы активировать что‑нибудь лечебное...

– Почему? – насторожился он.

– Потому что тебя ожидает продолжительный, здоровый, но беспробудный сон, – устало объяснил я, вырезая из ложбинки на груди женщины металлическую загогулину и пряча ее в мешочек.

– Сон?

– Все вопросы – потом!

Я поднялся на ноги, качаясь из стороны в сторону, как травинка на ветру. Все, мои силы исчерпаны. Совсем‑совсем‑совсем. Не помню, как доплелся до телеги и рухнул на свое «лежбище», потому что приближался извечный кошмар.

Моя головааааааа!

Если вам не посчастливилось свести близкое знакомство с головной болью, вы меня не поймете. Впрочем, я бы не пожелал и самым злейшим врагам такой доли, на которую был обречен сам... Казалось, что надбровные дуги опухли и из‑за этого трудно открывать глаза. Затылок отяжелел настолько, что я не решался сидеть или стоять.