Массивные канделябры лучились сотнями огней. Камин и золоченая мебель, без сомнения, были сработаны братьями Адам. Матушка говорила Новелле, что больше собственного дома в елизаветинском стиле она любит только образцы палладианской архитектуры прошлого столетия.

На столе в углу молодых людей ждала бутылка шампанского в золотом ведерке со льдом.

Вейл налил два бокала, один он протянул Новелле. Дворецкий, поняв, что сделал все необходимое, удалился.

— А теперь, драгоценная моя, выпьем за наше счастье.

— Это твой дом? — спросила Новелла. — А дворецкий… он ведь называет тебя милордом…

— Теперь я наконец могу сказать тебе правду» — ответил Вейл. — Я — граф Харчестерский, а моя бабушка, которая будет твоей сопровождающей, — вдовствующая графиня Лонгитская.

Девушка замерла от удивления.

— Так ты… очень знатен! — воскликнула она. — А этот огромный дом…

— Я хочу, чтобы ты полюбила его так же, как я, — улыбнулся Вейл. — А теперь, моя дорогая, я прошу тебя стать моей женой.

Новелла ошеломленно воззрилась на него.

Он взял из ее руки бокал, поставил его на стол и привлек девушку к себе.

— Ты и представить себе не можешь, — признался Вейл, — как тяжело было изо дня в день видеть тебя и не иметь возможности сказать, как я люблю тебя. Мне так хотелось поцеловать тебя!

И, не дожидаясь ответа, он стал целовать ее требовательно и страстно.

Новелла воспарила на небеса.

Когда Вейл наконец оторвался от нее, она неуверенно спросила:

— Ты… ты и вправду… просил меня… стать твоей женой?

— Я твердо намерен жениться на тебе, — ответил Вейл, — по той простой причине, что не могу жить без тебя. Я хочу, чтобы ты защищала меня, заботилась обо мне и сделала этот дом сказочным дворцом счастья.

Он снова улыбнулся и приподнял ее подбородок.

— Я рассказал тебе мою сказку, — молвил он, глядя в ее глаза. — Она должна закончиться словами: «Они жили долго и счастливо вместе».

Новелла вся светилась. Но вдруг уткнулась лицом в его плечо и сказала:

— Я люблю тебя… и ты знаешь это… но я не стану твоей женой.

Она почувствовала, как он напрягся.

— Почему? Что ты имеешь в виду? — недоумевал Вейл. — Ведь ты так целовала меня, что трудно поверить, будто не хочешь выйти за меня замуж?

— Я… я люблю тебя всем сердцем… всей душой, — с грустью объяснила Новелла, — но если ты… снова уедешь… в какое-нибудь опасное путешествие… где тебя могут убить… такие, как лорд Гримстон… те, что хотят твоей смерти… я… я умру!

Она всхлипнула.

— Со мной будет то же самое, что с маменькой… Я буду слабеть, как слабеет она… потому что папенька сражается вместе с Веллингтоном.

Вейл ясно расслышал в голосе девушки трагичную безысходность и произнес:

— Дорогая моя, драгоценная, неужели ты думаешь, что я способен заставить тебя так страдать?

Он крепче обнял ее.

— Я намерен сообщить тебе кое-что еще, но, видимо, я должен был сделать это прежде, чем предложил руку и сердце.

— Что же это? — спросила Новелла.

Вейл чувствовал, как она дрожит в его объятиях и как невыносима для нее мысль, что он может оказаться далеко от нее.

— В письме, которым лорд Палмерстон подтвердил, что все мои просьбы будут выполнены, было кое-что еще.