Я-то знала, почему у меня так восхитительно легко на сердце. Конечно, из-за Дэвида. Может быть, сказалось мое тщательное изучение Браунинга. Все, что мне приходило в голову при взгляде на него, было несколько фривольно.

— Боюсь даже сдвинуться с места, — тихо обратился он ко мне. — Как ты думаешь, под этой комнатой есть жилые помещения? Где мы вообще сейчас находимся, черт возьми?

Я внимательно оглядела комнату, где мы застряли. Она ничем не отличалась от всех остальных, но я уже знала, в какой коридор она выходит.

— Боюсь, я все-таки ошиблась дверью. Та, которая нам нужна, находится дальше. Сразу за ней идет другая комната, доверху заваленная всяким хламом, а потом мы должны попасть в огромную комнату, окна которой выходят на фасад дома, после этого мы выйдем в коридор, где находится комната Пита. А уж потом...

— Не волнуйся, я понял, — сказал он, оборачиваясь ко мне. Когда Дэвид повернулся, он еще раз ударился об эту кровать с бронзовыми шарами, и вновь раздался громкий скрежет. — Нам все равно придется воспользоваться фонариком. Мне, конечно, совсем не хочется оповещать здешних обитателей о нашем приближении, но другого выхода я не вижу, в противном случае нам придется собирать свои кости среди этих проклятых нагромождений, если вообще останется что собирать.

Передвигаться со светом оказалось гораздо проще. Дэвид выключил фонарик только тогда, когда мы с ним достигли той комнаты, окна которой выходят прямо на фасад дома. Здесь уже путь был известен нам обоим, и вполне можно было обойтись без света.

Когда мы с Дэвидом проходили мимо двери, ведущей в детскую, он взял меня за руку и крепко сжал ее. Я догадалась, что он думает о том же, о чем и я. Что бы ни ждало нас впереди, мальчик уже никогда больше не окажется узником этой комнаты.

По лестнице мы медленно спустились на второй этаж к последнему освещенному коридору. Ни один звук не нарушал мертвую тишину. Франческа, скорее всего, легла спать. Дэвид передал мне фонарь. Правую руку он опустил в карман своих джинсов, где позвякивали «средства самообороны». Мы продолжали спускаться по лестнице к заветной двери на улицу. Пройдя один пролет, Дэвид остановился и осторожно перегнулся через перила. Свет канделябров, освещавших открытое пространство перед входными дверями, отражался от зеркально начищенных полов, от полированной мебели, от горящих золотом ручек на дверях, заставляя меня настороженнно озираться.

— Дверь не заперта, Дэвид! Мы можем...

— Ш-ш, — он пальцем дотронулся до моих губ, заставляя меня замолчать.

Теперь я тоже услышала звук приближающегося мотоцикла, треск веток и шуршание гравия.

На сей раз Дэвид, видимо, не нашел подходящей цитаты, чтобы выразить свои чувства.

— Сукин сын! Он возвращается. Я узнаю звук своего мотоцикла где угодно. Интересно знать, какого...

Конечно, Барт вошел через парадные двери. Только просители и слуги пользуются задней лестницей. До меня уже доносились его стремительные шаги по террасе, оглушительно хлопнула тяжелая дубовая дверь. Мы с Дэвидом едва успели отпрянуть в тень, но если бы Барт поднял голову, он наверняка заметил бы нас. Дэвид покрепче перехватил статуэтку. Было видно, как его пальцы побелели от напряжения.

Барт, не оглядываясь по сторонам, пронесся через холл. Он был в ярости. Не закрыв даже за собой дверь, он исчез где-то под лестницей. Потом мы услышали, как оглушительно хлопнула следующая дверь.

— Вот теперь — вперед, — прошептал Дэвид и крепко взял меня за руку.