— Нормально, папа.

— Тогда ладно. Хорошо. Приятно слышать.

Помолчав секунду-другую, она сказала:

— Ты где?

— О, я в доке в Портленде.

— Почему вдруг?

— Просто захотелось съездить в Портленд. Выбраться из дома, проветриться. — Джек покосился на воду.

Снова пауза. Затем:

— Хорошо.

— Послушай, Кэсси. Я только хотел сказать, я знаю, какой я говнюк. Знаю. И ты тоже знаешь. Я знаю, что я говнюк.

— Папа, — ответила она, — папочка, перестань. Как я должна на это реагировать?

— Никак, — миролюбиво подхватил Джек. — Что тут скажешь? Но я просто хотел, чтобы ты знала, что я знаю.

Опять молчание, более продолжительное на сей раз, и у Джека засосало под ложечкой.

— Что ты, собственно, имеешь в виду? То, как ты со мной обращался, или свою многолетнюю интрижку с Илейн Крофт?

Опустив голову, он уставился на свои стариковские черные кроссовки поверх дощатого перекрытия верфи.

— Все и сразу. Либо сама решай, какой ответ правильный.

— Ох, папа, папочка, я не знаю, что и думать. Что я могу для тебя сделать?

Он покачал головой:

— Ничего, малышка. Ты ничего не должна для меня делать. Я только хотел услышать твой голос.

— Пап, мы как раз собираемся уходить.

— Да? И куда же?

— На фермерский рынок. Сегодня суббота, а по субботам мы ходим на фермерский рынок.

— Здорово, — сказал Джек. — Тогда ступай. И не беспокойся обо мне. Я тебе еще позвоню. Пока-пока.

Ему послышалось, что она вздохнула.

— Ладно. До свиданья.

Вот и поговорили. Но ведь поговорили же!

Джек еще долго сидел на скамейке. Мимо то шли люди, а то подолгу никто не появлялся, но Джеку было не до прохожих, он думал о Бетси, своей жене, и ему хотелось выть. Понимал он лишь одно: он получил по заслугам. Прокладка, которую после операции на простате он лепит на трусы, вполне им заслужена; он заслуживал и дочери, не желающей с ним разговаривать, потому что прежде он годами отказывался говорить с ней из-за того, что она лесбиянка; его дочь — лесбиянка, от этой мысли Джека до сих пор слегка передергивало. Бетси, однако, смерти не заслуживала. В отличие от Джека, она по баллам недотягивала до таких бонусов. И тем не менее он вдруг разозлился на жену.

— К чертям собачьим, — пробормотал он.

Когда жена умирала, гневался на судьбу не он — она. «Ненавижу тебя», — твердила Бетси. И он отвечал: «Я тебя понимаю». «О-о, прекрати», — злилась она, но он говорил искренне. У Бетси имелось достаточно причин его ненавидеть, и он не мог притворяться, будто совесть его кристально чиста. Последнее, что она ему сказала: «Ненавижу тебя за то, что я умираю, а ты еще поживешь».

Глядя на морскую чайку в небе, он подумал: «Но я не живу, Бетси. Глупый и совсем не смешной анекдот — разве это жизнь?»

* * *

Бар в отеле «Ридженси» располагался в цокольном этаже, темно-зеленые стены и окна, выходящие на тротуар, а поскольку тротуар проложили изрядно выше подоконников, за стеклами мелькали только ноги в самой разномастной обуви. Джек сел за стойку и заказал чистый виски. Бармен оказался приветливым парнем.

— Нравится, — ответил Джек на вопрос бармена, как ему сегодняшний денек.

— Классный денек.

Маленьких темных глаз парня было почти не видно под шапкой длинных черных волос. Пока он наливал виски, Джек сообразил, что бармен старше, чем кажется на первый взгляд, — впрочем, Джеку все труднее становилось определить возраст человека, особенно молодого.