Я прислоняюсь лбом к рулю и позволяю унижению меня захлестнуть. Рыдаю так, что даже дышать толком не могу. Погружаюсь в страдание столь глубокое, что не чаю из него выбраться. Я не хочу заводить мотор, не хочу вообще ничего делать, только сидеть тут и хватать ртом воздух.

Звонит телефон, и сперва я его игнорирую, потому что в этот ужасный миг мне кажется, что я никогда не была столь одинока и друзей у меня нет и быть не может. Ни единого. Некого попросить о помощи. И вызов переключается на голосовую почту.

Но телефон звонит опять. Кто бы это ни был, ему действительно хочется со мной поговорить. Я вываливаю содержимое сумочки на пассажирское сиденье и беру трубку.

— Алло? — удается выдавить мне.

— Эмма, это Николь. Надеюсь, я не слишком поздно.

— Николь?

— Николь Каллаган — ну, знаете, из телефонной компании.

— А-а, Николь, повисите секундочку, пожалуйста. — Я кладу телефон, сморкаюсь, вытираю лицо. — О’кей, Николь, прошу прощения. Слушаю вас.

— Просто хотела сообщить, что добыла для вас адрес.

Я резко выпрямляюсь.

— Добыли адрес?

— Да, мой парень отследил айпишники. А чего тянуть-то? У вас ручка есть?

— Сейчас, минутку. — Я роюсь в вещах на сиденье, беру ручку, старый чек и сообщаю: — Я готова.

Она диктует, а я записываю. Это не мой адрес. Не знаю почему — похоже, я действительно схожу с ума, — но я почти поверила, что каким-то образом за всем этим стоит Джим.

Закончив разговор, я смотрю на листок бумаги с неровными каракулями. Я не в том состоянии, чтобы сцепиться с шантажистом, но мне надо знать, кто меня мучает, и положить этому конец. Хватаю с пассажирского сиденья кошелек, вываливаюсь из машины и устремляюсь к кофейне в конце квартала.

* * *

Через полтора часа я паркуюсь перед ухоженным домом из бурого песчаника. Не знаю, кто здесь живет, — ни разу не бывала в этом районе, — зато вот-вот выясню, кто ненавидит меня настолько сильно, что последнюю пару недель превращал мою жизнь в ад. Неужели всего лишь пару недель? А по ощущениям — века. Но кто бы ни был мой обидчик, такое впечатление, что он не больно-то нуждается в моих деньгах. Это не многоквартирный дом, а особняк. Его окна темны; обитатели, вероятно, уже спят, время-то близится к полуночи. Я прихлебываю горячий черный кофе из очередного стаканчика и постепенно прихожу в себя — ну или хотя бы трезвею. Я готова встретиться лицом к лицу со своим ночным кошмаром. Наверное, следовало бы бояться: в конце концов, преследователь кое-что знает обо мне, кое-что очень тайное, а я не знаю о нем абсолютно ничего. Но страхи позади. Меня трясет от гнева. Я не спеша разглядываю окна и гадаю, кто спит за этими занавесками в спальне наверху. У меня есть все время на свете, и я жду, когда стану достаточно трезвой. Подкатывает такси, оно останавливается перед домом, и через мгновение кто-то выходит из него и поднимается на крыльцо. Когда такси отъезжает, я тихонько открываю дверцу и перехожу дорогу. Фигура на крыльце оборачивается, услышав стук моих каблуков по тротуару.

— Эмма, что ты тут делаешь?

ГЛАВА 36

До Ханны быстро доходит, что мне все известно. Мое потрясенное лицо говорит само за себя: ей ясно, что я не ожидала ее тут встретить. Лицо у нее делается каменным, но она все же приглашает меня в дом.

— Чего ты хочешь, Эмма?

— Я думаю, вопрос в том, Ханна, чего хочешь ты.

Я иду следом за ней в гостиную. Она снимает пальто, бросает его на спинку дивана, я делаю то же самое. По-прежнему не глядя на меня, она направляется к антикварному барному шкафчику, достает бутылку скотча и два бокала, наполняет их, вручает мне один.