— Не верят они, что это мог сделать американец, — разводит руками Руденко. — Говорят, что ваш сотрудник ошибся или не расслышал… Товарищ Ребров, так ты точно расслышал, что сказал сержант?

— Точно. Ошибиться я не мог, — Ребров встал, чтобы его ответ звучал как можно убедительнее, по-официальному.

— Да ты сиди, — махнул рукой Руденко.

— Но, товарищ генерал, — вмешался Филин, с которым Ребров поздно ночью обсуждал ситуацию. — Это не значит, что это был именно американский военнослужащий. На кой им это нужно?

— То есть?

— Это мог быть немец, раздобывший американскую форму. Кстати, убежал-то именно в сторону развалин, где раньше работали военнопленные… Это мог быть один из них.

— Мог-то он мог, да поди теперь разбери… Главное, на кой ему это было нужно?

— Все говорят, что это было покушение на вас, Роман Андреевич. Журналисты уже передали эту версию в газеты… — вмешался Покровский. — А покушение на вас, главного обвинителя от СССР, это уже очень серьезно. И очень многим на руку.

— Многим — это не разговор, — отрезал Руденко. — Кому именно? Что я Москве докладывать буду? И главное — как это может отразиться на процессе? Вот что меня тревожит.

— Ну, давайте еще раз подумаем, что же именно произошло. С самого начала, — спокойно сказал Филин. — Стрелять именно в сержанта Бубнова — кому это нужно? Какой тут смысл?… Можно допустить, что стреляли просто в члена советской делегации — неважно в кого. Просто из слепой ненависти к русским. Но тогда зачем это делать прямо у «Гранд-отеля» и именно во время приема по поводу начала процесса?.. Скорее всего, рассчитывали, что в машине находился кто-то, кроме шофера. А нападавший просто не разобрался в темноте и спешке, что в ней никого нет… Вы этой машиной часто пользуетесь, Роман Андреевич?

— Несколько раз ездил.

— Значит, вариант покушения именно на вас в принципе реален…

— Да все тут ясно, — рубанул воздух ладонью Покровский. — Покушались именно на Романа Андреевича. А смысл очень простой — прервать работу трибунала или вовсе сорвать ее!

— Могли рассчитывать поссорить делегации, — вступил в разговор Александров. — Главный советский обвинитель убит в американской зоне оккупации. Сразу возникает миллион вопросов. Что — прошляпили? Или сознательно допустили? На глазах у сотен журналистов со всего мира! Тут такой скандал развернется, что ого-го!

— Да, — вздыхает Руденко, — небо покажется с овчинку.

— Шум уже поднялся, а мы молчим, — подал голос Зоря. — Может, надо сделать какое-то заявление? Выразить протест?

— А что это даст? — не согласился Филин. — Американцы и так землю роют — вон Реброва чуть не загребли, мы его еле отбили… Наш протест в данной ситуации будет выглядеть только как нагнетание обстановки. А нам нагнетание вокруг процесса ни к чему.

— Согласен с тобой, Сергей Иванович, — подвел итог Руденко. — Думаю, спешить не надо. Для нас главное — процесс. Он должен идти нормально, столько сил в него вложено, такое значение весь мир ему придает… Пусть американцы занимаются расследованием, посмотрим, что они выяснят, кого поймают…

— Думаю, никого, — откинулся на спинку кресла Филин.