По-моему, особенно он любил сопровождать меня на вечерних вызовах, если Хелен в виде исключения разрешала ему лечь спать попозже. Он блаженствовал, уезжая за город в темноте, направляя луч фонарика на коровий сосок, пока я его зашивал.

Фермеры всегда ласковы с детьми, и даже самые угрюмые буркали: «А, так вы помощником обзавелись!», едва мы вылезали из машины.

К тому же, фермеры были счастливыми обладателями вожделенной мечты Джимми — больших сапог, подбитых гвоздями. Фермеры вообще вызывали у него неуемное восхищение — сильные, закаленные мужчины, которые почти все время проводили под открытым небом, бесстрашно расхаживали в гуще коровьего стада и небрежно хлопали по крупу могучих битюгов. Я видел, какими сияющими глазами он смотрел, как они — порой невысокие и жилистые — влезали по амбарной лестнице с огромными мешками на спине или ловко повисали на морде тяжеловесного вола, небрежно сжимая в зубах вечную сигарету, а их сапоги волоклись по полу.

Вот эти-то сапоги совершенно пленили Джимми. Крепкие, не знающие сноса, они словно символизировали для него тех, кто их носил.

Вопрос встал ребром, когда мы как-то раз вели в машине один из наших обычных разговоров. То есть вел его мой сын, засыпая меня бесчисленными вопросами, на, которые я отвечал несколько наобум, потому что думал о своих пациентах. Вопросы эти сыпались практически без остановки каждый день, следуя уже испытанному порядку.

— А какой поезд быстрее — «Голубой Питер» или «Летучий шотландец»?

— Ну-у… право, не знаю. Пожалуй, «Питер».

Затем следовал вопрос похитрее:

— А экспресс быстрее гоночного автомобиля?

— Да как сказать… Надо подумать. Наверное, гоночный автомобиль быстрее.

Джимми внезапно менял направление.

— А хозяин на той ферме очень большой, правда?

— Очень.

— Больше мистера Робинсона?

Начиналась его любимая игра в «больших людей», и я прекрасно знал, чем она кончится, но честно подавал требуемые реплики.

— Конечно.

— Больше мистера Лиминга?

— Несомненно.

— Больше мистера Керкли?

— Еще бы!

Джимми поглядел на меня искоса, и я понял, что он сейчас пустит в ход два своих козыря.

— Больше, чем газовщик?

Великан, являвшийся в Скелдейл-Хаус снимать показания газовых счетчиков, покорил воображение моего сына, и я должен был внимательно обдумать ответ.

— Ну-у… знаешь ли, мне кажется, он все-таки больше.

— А! Только… — Тут у Джимми лукаво вздернулся уголок рта. — Мистера Тэкри он тоже больше?

Это был нокаут. Кто мог быть больше мистера Тэкри, взиравшего сверку вниз на всех обитателей Дарроуби с высоты своих шести футов семи дюймов?

Я покорно пожал плечами.

— Нет. Должен сознаться, что мистер Тэкри больше.

Джимми просиял и победно кивнул. Потом начал что-то напевать, барабаня пальцами по приборной доске. Вскоре стало ясно, что он запутался и никак не может вспомнить, как там дальше. Терпение не входило в число его добродетелей: он начинал, снова путался, снова начинал, и было видно, что гневной вспышки не избежать.

После того, как мы спустились по крутому склону в деревушку и очередная порция «там-ти, там-ти» резко оборвалась, Джимми воинственно повернулся ко мне.