— Замечательно!

— И тебе за это еще и платят, — добавил Джон. — Чего уж лучше!

— Счастливчик! — Я снова вздохнул. — И часто бывают такие поездки?

— Достаточно. — Он посмотрел на меня повнимательнее и, наверное, уловил зависть в моих глазах. — А почему бы и вам не съездить?

— Вы серьезно?

— Конечно. Скажите слово — и следующая поездка ваша.

Я хлопнул кулаком по ладони.

— Договорились, Джон. Нет, я вам от души благодарен. Сельская практика — чудесная вещь, но иногда все-таки возникает ощущение, что ты тащишься по накатанной колее. Сплавать в Россию! Именно это мне и требуется.

— Вот и хорошо. — Джон встал. — Подробности я вам сообщу позже, но, скорее всего, вы отправитесь со стадом элитных овец, купленных на племя. Страховая компания безусловно потребует, чтобы их сопровождал ветеринар.

Начались недели радостного предвкушения. Однако мой энтузиазм разделяли далеко не все.

Один пастух, прищурившись, изрек:

— Я бы туда ни ногой, хоть ты меня озолоти! Словечко не так скажешь, и угодишь в тартарары до скончания века.

Он был не оригинален. В то время температура отношений между Востоком и Западом упала очень низко, и мне уже несколько приелись заверения моих клиентов, что куда-куда, но уж в Россию они ни за какие коврижки не поехали бы. А когда я, перед самым отъездом проверяя на туберкулез коров полковника Смоллвуда, рассказал ему, какая мне выпала удача, он поднял брови и смерил меня ледяным взглядом.

— Ну, что же, рад, что имел удовольствие знать вас, — процедил он.

Но в жилах у меня струилась кровь мореходов, и я был полон только самых приятных надежд.

28 октября 1961 года

Первый день наступил и кончился. Когда я вышел на причал в Гулле, то прямо перед собой увидел «Ирис Клоусен», датское судно, на котором мне предстояло плыть, водоизмещением в триста тонн… И несколько опешил — таким маленьким оно мне показалось. Я как-то не предполагал, что отправлюсь в плавание по морям на такой скорлупке. Но тут же с облегчением сообразил, что вижу только нос и часть палубы, действительно крохотную, а высокая надстройка, естественно, заслоняет от меня внушительное ее продолжение. Я прошел за надстройку, и у меня неприятно закололо под ложечкой: судно на этом кончилось. Надстройка, а за ней — ничего.

На мой неискушенный взгляд «Ирис Клоусен» выглядела совсем игрушечной, и я просто был не в силах представить себе, что эта посудинка пересекает океаны и борется с штормами.

Овец только-только погрузили, и на палубе валялась солома. Я вошел в маленький салон. За столом сидели капитан, чья фамилия была Расмуссен, представители экспортной компании и двое русских ветеринаров, проводившие осмотр овец. Сам стол поражал обилием разнообразнейших датских бутербродов, всяческих бутылок с пивом, виски, шнапсом и другими напитками, а также документов, на которых все они расписывались, расписывались, расписывались с деловитой торопливостью.

Низенький русский в очках, видимо, догадался, кто я такой, — он встал мне навстречу, с улыбкой сказал «ветеринар» и дружески пожал мою руку. Его товарищ, высокий и худой, продолжал сосредоточенно читать документы.

Старший представитель экспортной компании сообщил мне, что я обязан буду не только окружать врачебными заботами триста восемьдесят три элитных овцы породы ромни-марш и линкольн, но еще и сдать их русским в Клайпеде, порту нашего назначения, и привезти назад пять накладных, скрепленных подписями русских и моей собственной, — без этого компания своих денег не получит.