Только скачки у него все равно в крови, и он посещает на севере Англии их все, но только уже как зритель.
— Всегда такси беру и денек провожу преотлично!
Мистер Кобб весь просиял при воспоминании об этих отличных деньках. Но тут же его щеки затряслись, и лицо вновь приняло страдальческое выражение.
— Только вот собачку мою бросаю. Дома ее оставляю.
— Ерунда! — сказал я. — Ведь я вас часто вижу на лугах. Вы же с ней много гуляете?
— Ну, да. Каждый день и подолгу.
— Следовательно, живется ей очень хорошо. И выбросите из головы эти глупости.
Он осиял меня улыбкой и плеснул в стопку новую порцию виски, пальца на три.
— А вы славный парень! Дайте-ка, я вам все-таки налью одну на дорожку.
— Ну, хорошо. Только поменьше.
Пока ми пили, он совсем разомлел и смотрел на меня уже почти с обожанием.
— Джеймс Хэрриот, — произнес он заплетающимся языком. — Джим, значит?
— Ну-у, да.
— Так я вас буду звать Джимом, а вы зовите меня Хамфри.
— Ладно, Хамфри, — сказал я и допил свою стопку. — А теперь мне пора.
Проводив меня на крыльцо, он положил руку мне на плечо, и лицо его вновь посерьезнело.
— Спасибо тебе, Джим. Мертл ведь очень худо было, так я тебе ну так благодарен, что и сказать нельзя.
Только развернув машину, я сообразил, что не сумел его переубедить, и он по-прежнему считает, будто собачка была на грани смерти и я спас ей жизнь. Визит был странноватый, желудок у меня горел от виски, проглоченного в третьем часу ночи, но я решил, что Хамфри Кобб очень забавный человечек. И он мне понравился.
После этой ночи я часто встречался с ним в лугах, где он прогуливал свою собачку. Его почти сферическая фигура, казалось, подпрыгивала на траве, точно мячик, но держался он всегда спокойно и рассудительно, хотя и не переставал благодарить меня за то, что я вырвал его собачку из лап смерти.
Затем — бац! Все началось сначала. Телефон зазвонил в первом часу ночи, и в ухо мне ударили отчаянные рыдания даже прежде, чем я успел толком взять трубку.
— О-о-ох. О-о-ох! Джим, Джим, Мертл совсем худо. Ты приедешь?
— А… А что с ней на этот раз?
— Дергается.
— Дергается?
— Ну да. Смотреть страшно Джим, давай приезжай, а? Не то я не выдержу. Сил никаких нет ждать. Чума у нее, не иначе. И он разрыдался.
В голове у меня гудело.
— Чумы у нее быть не может, Хамфри. Так сразу чумой не заболевают.
— Ну, прошу тебя, Джим, — продолжал он, словно не слыша. — Будь другом, приезжай, посмотри Мертл.
— Ну, хорошо, — сказал я устало. — Через несколько минут буду.
— Ты настоящий друг, Джим, настоящий… — Голос смолк, потому что я повесил трубку.
Одевался я в обычном темпе, не паникуя, как прежде. Видимо, что-то в том же роде. Но почему снова за полночь? По пути в Седр-Хаус я уже не сомневался, что тревога опять окажется ложной. И все-таки, как знать?
На крыльце меня опять обдала невидимая волна алкогольных паров. По пути в кухню Хамфри, стеная и причитая, раза два повисал на мне, чтобы удержаться на ногах. Он указал пальцем на корзину в углу.
— Она там, — объявил он, утирая глаза. — Я только вернулся из Рипона — и на тебе!
— Со скачек, э?
— Угу. На лошадей ставил, виски пил, а бедная моя собачка тут без меня помирала. Последняя я тварь, Джим, самая последняя!
— Чушь, Хамфри. Я вам уже говорил. От того, что вы на день уедете, ей никакого вреда быть не может. Потом вы сказали, что она дергается, но я что-то не замечаю…
— Ага, она сейчас не дергается. |