— Я думала, он хотел этого, так или иначе, — говорю я.

— Но не так, — отвечает Хеймитч. — Он хотел бы, чтобы это было по-настоящему.

Я возвращаюсь в свою комнату и ложусь под одеяла, пытаясь не думать о Гейле… и вообще ни о чем.

В тот вечер перед Тренировочным центром мы отвечаем на целый ряд вопросов. Цезарь Фликермен все в том же костюме, мерцающем, словно звездное небо, с его по-прежнему синими волосами, губами и веками, безупречно проводит нас через все интервью. Когда он спрашивает о будущем, Пит опускается на одно колено, кладя руку на сердце, и просит меня выйти за него. Я, конечно, соглашаюсь. Цезарь в восторге, публика в истерике, вокруг кадры, показывающие всему Панему толпу, опьяненную счастьем.

Сам президент Сноу неожиданно спускается к нам, чтобы поздравить. Он жмет руку Пита и одобрительно хлопает его по плечу. Он обнимает меня, снова окутывая запахом крови и роз, и целует своими пухлыми губами мою щеку. Когда он отступает, его пальцы сжимают мою руку, он улыбается мне, и я осмеливаюсь приподнять брови. Они спрашивают о том, о чем не могут мои губы. Я сделала это? Этого достаточно? Решило ли проблему наше с Питом обещание пожениться?

В ответ он едва заметно качает головой.

Глава 6

В этом незначительном движении я вижу конец своих надежд, начало разрушения всего, что дорого мне в этом мире. Я могу лишь гадать, какую форму обретет наказание и насколько огромны будут его масштабы, но я знаю, что после его окончания, скорее всего, в этом мире у меня не останется ничего. Наверно, в этот момент я должна была бы быть в полном отчаянье. Вот это и странно. Основное чувство, которое я испытывала, было чувством облегчения. От того, что я могу прекратить эту игру. От того, что на вопрос, смогу ли я преуспеть в этом деле, наконец-то ответили, пусть даже этот ответ — звучное «нет». Если отчаянные времена приводят к отчаянным поступкам, то я могу действовать так отчаянно, как только захочу.

Но все же, только не здесь и не сейчас. Очень важно вернуться в Дистрикт-12, потому что любой мой план будет включать в себя маму и сестру, и Гейла с его семьей. И Пита, если только у меня получится заставить его пойти с нами. Я добавляю к списку Хеймитча. Это те люди, которых я должна взять с собой, когда сбегу в лес. Как я буду убеждать их, куда мы пойдем во время мертвого сезона зимой, через что нам придется пройти, чтобы нас не поймали? Вопросы, на которых нет ответа. Но, по крайней мере, теперь я знаю, что должна сделать.

Так, вместо того, чтобы опуститься на землю и зареветь, я встаю еще прямее, чем за все эти недели. Моя улыбка, несколько безумная, не является вымученной. И когда президент Сноу заставляет публику замолчать и говорит: «Что вы думаете, если мы сыграем их свадьбу прямо здесь, в Капитолии?» — я без труда изображаю девочку-которая-не-может-поверить-в-свое-счастье.

Цезарь Фликермен интересуется, имеет ли президент в виду какую-то конкретную дату.

— О, думаю, прежде чем мы назначим дату, нам стоит обсудить это с матерью Китнисс, — говорит президент. Аудитория взрывается от смеха, и президент обнимает меня. — Может быть, если вся страна попросит ее об этом, мы увидим тебя замужней, прежде чем тебе стукнет тридцать.

— Вам, возможно, придется принять новый закон, — хихикаю я.

— Если это подействует, — заговорщически говорит президент, используя свое чувство юмора.

О, как же нам весело вместе.

Вечеринка, устроенная в банкетном зале особняка президента Сноу, несравненна. Сорокафутовый потолок оформлен как вечернее небо, и звезды светят точно так же, как они делают это у нас дома. Я предполагала, что в Капитолии они выглядят точно так же, но кто знал? Город здесь всегда слишком ярко освещен, чтобы можно было увидеть звезды.