— Даже на арене вы двое были в сговоре, так ведь? — спрашивает Пит. Его голос теперь звучит гораздо тише. — Частью которого я не был.

— Нет… Не официально. Я просто понимала, что хотел Хеймитч, чтобы я сделала, когда он что-нибудь посылал… или не посылал, — отвечаю я.

— Ну да, у меня-то такой возможности никогда не было, потому что мне он вообще ничего не посылал, пока не пришла ты, — говорит Пит.

Я не задумывалась об этом. Как это выглядело с точки зрения Пита, когда я появилась на арене, получившая лекарство от ожога и хлеб, в то время как он лежал при смерти и не получал ничего. Как Хеймитч поддерживал меня живой, а его пустил в расход.

— Послушай, парень… — начинает Хеймитч.

— Не волнуйся, Хеймитч. Я знаю, что тебе пришлось выбрать одного из нас. И я хотел бы, чтобы ты выбрал ее. Но это совершенно другое. Люди здесь погибли. И так будет продолжаться, если мы не сделаем все верно. Ни для кого не секрет, что перед камерами я веду себя лучше, чем Китнисс. Никому не надо учить меня, что говорить. Но я должен знать, на что иду, — говорит Пит.

— С этого момента ты будешь знать все, — обещает Хеймитч.

— Уж лучше бы, — говорит Пит.

Он даже не потрудился посмотреть на меня перед уходом.

Вокруг летает пыль и ищет новые места, на которые можно приземлиться: мои волосы, мои глаза, моя золотая брошь.

— Ты действительно выбрал меня, Хеймитч? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает он.

— Почему? Ведь он тебе нравится больше, — говорю я.

— Это правда. Но, если помнишь, пока они не изменили правила, я мог надеяться получить оттуда живым лишь одного из вас, — произносит он. — Я думал об этом с тех пор, как он решил защитить тебя… ну, в общем, мы могли бы попробовать привезти тебя домой.

— Ох. — Это все, что я могу сказать.

— Ты тоже будешь выбирать между ними. Если, конечно, мы переживем все это, — говорит Хеймитч. — Ты научишься.

Сегодня я уже научилась одной вещи. Это место не большая версия Дистрикта-12. Наш забор не охраняем и редко заряжен. Наши Миротворцы — люди неприятные, но не безжалостные. Наши трудности вызывают скорее усталость, чем ярость. Здесь, в Одиннадцатом, люди страдают сильнее и сильнее впадают в отчаяние. Президент Сноу прав. Искры достаточно, чтобы зажечь их.

Все случается слишком быстро, чтобы я могла это осознать. Предупреждения, выстрелы, признание, что я, возможно, привела в движение то, что будет иметь ужасные последствия. Все это настолько невероятно. И всего-то лишь надо было помешать происходящему, но учитывая обстоятельства… Ну как же я принесла столько неприятностей?

— Идем, нам нужно на обед, — говорит Хеймитч.

Я стою в душе так долго, сколько мне позволяют, прежде чем мне приходится выйти и начать собираться. Приготовительная команда, кажется, не обращает внимания на произошедшие сегодня события. Они все волнуются об обеде. В Дистриктах они достаточно важны, чтобы присутствовать на них, тогда как в Капитолии они почти никогда не получают приглашений. В то время как они пытаются предсказать, какие блюда будут поданы, я продолжаю вспоминать, как простреливают голову старика. Я даже не обращаю внимания, что они делают со мной, пока не собираюсь уходить и не смотрю на себя в зеркало. Бледно-розовое платье без бретелек струится до туфель. Волосы убраны с моего лица и падают на спину в виде локонов.

Цинна подходит ко мне сзади и укутывает мои плечи серебристой накидкой. Он смотрит мне в глаза в зеркале.

— Нравится?

— Очень красиво.