— Что он за человек? — спросил я.
— Вы сами это узнаете гораздо лучше; я пригласил его сегодня обедать сюда, более из уважения к его дяде, нежели для него самого. Но, мне кажется, я напрасно стараюсь сделать из него порядочного человека. Вы пока ступайте с Гаркуром в вашу комнату, и пока вы умоете Руки, обед будет готов. Я просил вашего лакея показать мне спальню, когда оставался с ним один, и я нашел, что он преловкий мальчик. Где вы его достали?
— Случайно, — ответил я. — Пойдемте, Гаркур.
Возвратившись назад, мы увидели молодого человека, сидящего с майором, который отрекомендовал меня и Гаркура новому лицу; это был Симон Пюр Эскур, настоящий племянник лорда Виндермира, и так как кушанье было уже подано, то мы и сели за стол.
Эскур был моих лет, но ниже ростом, у него были грубые черты и неприятное выражение лица. Когда я увидел его, то не удивился перемене, которую лорд Виндермир нашел в своем мнимом племяннике. Эскур был мрачен и молчалив и, казалось, фамильное происхождение считал главной вещью в свете. Он насилу слушал, что ему говорили, если дело шло не об аристократах; я старался с ним быть разговорчивее, чтобы вернее поддержать наше знакомство, и, наконец, успел в своем намерении. Обед был прекрасный, и мы все, исключая угрюмого Эскура, были веселы. Застольная беседа наша продолжалась довольно долго, и я не мог уже исполнить предложения майора ехать в театр. Мы отложили это до другого времени. Наконец Гаркур и майор отправились, я остался с одним Эскуром, который без них сделался откровеннее. Я подливал ему откровенность из бутылки, и он начал говорить смелее, но все только о своей фамилии. Чтобы узнать его мнение о тайне, которая была в моих руках, я представил ему подобный случай и спросил, как поступил бы он, чтобы спасти честь своей фамилии, и отказался ли бы он от своих прав.
— О, нет; отказаться от чина, от звания для глупых родственников — никогда, ни на день, ни на минуту; ничто в свете не заставит меня это сделать.
Я молчал и спросил только, написал ли он лорду Виндермиру о своем приезде.
— Нет еще, — ответил он, — но завтра напишу. Эскур вскоре отправился домой, а я позвал Тимофея.
— Боже мой, сударь! — вскричал он, входя в комнату. — Что это такое?.. Где мы?.. Что с нами будет?.. Голова моя вертится. Я не знаю, что и думать о вашем обществе. У нас и на два месяца не хватит денег.
— Дай Бог, чтобы хватило и на это время. Но что делать? Чтобы попасть в хорошее общество, не надо жалеть издержек, да без них и нельзя.
— Ну, да уж оставим расходы, а скажите, что мы будем делать с Эскуром? Ведь скоро все откроется
— Я и сам хочу, чтобы все открылось, только не теперь. Завтра Эскур напишет дяде, а тебе надобно как-нибудь достать это письмо, чтобы оно не попало к дяде. Мне бы только попасть в хороший круг, а потом пускай себе лорд Виндермир узнает свою ошибку.
— В самом деле, Иафет, вы как будто бы ничего не боитесь.
— Решительно ничего, особенно когда исполняю мои священные обязанности. Я хочу, чтобы никакие препятствия не были в состоянии помешать мне отыскать отца.
— Кажется, вы с ума сошли на этом, Иафет?
— Может быть, Тимофей, — ответил я задумчиво — Во всяком случае ляжем теперь спать, а завтра я расскажу тебе все происшествия сегодняшнего дня.
На другой день Эскур написал письмо, а Тимофей вызвался снести его на почту и преспокойно сжег.
Поступок Тимофея успокоил меня на три следующие недели. С моими друзьями, Гаркуром и майором, я увеличил круг моих знакомых. Они ввели меня во все почти клубы и лучшие лондонские общества, а наружность моя и мнимое богатство доставили мне везде благосклонный прием. В продолжение этого времени я также приобрел доверие Эскура. |