– Только не из нашей школы, – поспешно произнесла Ханна. – Может, приглашу кого-нибудь из Холлиса. И вообще я могу не ограничиваться одним кавалером. – Ее глаза засверкали. – Приведу толпу поклонников, и они всю ночь будут носить меня на руках, как Клеопатру.

Мона подняла руку в приветственном жесте «дай пять».

– Вот это уже другой разговор!

Ханна пожевала кончик соломинки.

– Интересно, Шон придет?

– Не знаю. – Мона подняла бровь. – Ты ведь переболела им, верно?

– Конечно. – Ханна перекинула через плечо золотисто-каштановые волосы. Горечь все еще разливалась в душе, когда она думала о том, что Шон променял ее на эту дылду-жополизку Арию Монтгомери, выскочку, возомнившую себя крутой европейкой. Ладно, ему же хуже. Шон многое потерял. Теперь, когда ребята знали, что Ханна свободна, почтовый ящик ее «Блэкберри» разрывался от приглашений на свидания.

– Вот и хорошо, – сказала Мона. – Потому что ты слишком сексуальна для него, Хан.

– Я знаю, – усмехнулась Ханна, и они снова коснулись друг друга ладонями поднятых рук. Ханна откинулась на спинку стула, и ей стало тепло и уютно от сознания собственного благополучия. Трудно поверить, что еще месяц назад между ней и Моной пробежала трещина. Представить только, Мона подумала, что Ханна захотела снова дружить с Арией, Эмили и Спенсер!

В прошлом Ханна действительно кое-что скрывала от Моны, хотя в большинстве своих тайных грехов уже призналась: рассказала про эпизодические «чистки» кишечника, неприятный инцидент с отцом, два ареста, про то, как оголилась перед Шоном на вечеринке у Ноэля Кана, а он ее отверг. Она, как могла, сгладила острые углы, опасаясь, что Мона отречется от нее после таких страшных откровений, но Мона восприняла их на удивление спокойно, сказав, что каждая дива когда-нибудь да попадает в беду. Ханна решила, что, наверное, погорячилась и слишком все преувеличила. Ну, и что, если она больше не с Шоном? И что такого, если они с отцом не общаются с самого «Фокси»? И если она все еще работает волонтером в ожоговой клинике мистера Эккарда, компенсируя ущерб от разбитой машины? Не плевать ли и на то, что двое ее злейших врагов, Наоми Зиглер и Райли Вулф, знали о ее проблеме с перееданием и распространили слухи по всей школе? Главное, что они с Моной по-прежнему вместе, и «Э» перестал ее преследовать.

Школьники потянулись из кафе, и это означало, что перерыв заканчивается. Когда Ханна и Мона направились к выходу, до Ханны дошло, что они приближаются к Наоми и Райли, которые прятались за гигантской кофе-машиной «Фраппучино». Ханна стиснула зубы и старалась держать спину.

– Блевааать, – зашипела Наоми в ухо Ханне, когда та проходила мимо.

– Йоо. – Райли сымитировала звук рвоты у нее за спиной.

– Не слушай их, Хан, – громко сказала Мона. – Они просто бесятся, потому что ты влезаешь в джинсы «Рич энд Скинни» от «Оттер», а им задницы не позволяют.

– Вот именно, – небрежно бросила Ханна, вздернув подбородок. – И, по крайней мере, у меня не впалые соски.

Губы Наоми сложились в жесткую линию.

– Это из-за лифчика, в котором я была, – процедила она сквозь зубы.

Ханна заметила впалые соски у Наоми неделю назад, когда они переодевались на физкультуру. Может, и впрямь все дело в странном лифчике, но, черт возьми, в любви и на войне все средства хороши. И чего только не сделаешь ради популярности.

Ханна обернулась через плечо и выстрелила в Наоми и Райли надменным, снисходительным взглядом. Она чувствовала себя королевой, поставившей на место двух грязных потаскушек.