— Где он? — спросила она.

Он обладал достаточной властью, позволявшей ему допускать провал.

— Если б мы только знали, так мы оба были бы счастливы! — снизошел он до откровенного признания, словно в ее вопросе было отчаяние, и своей длинной рукой указал на кресло, настаивая, чтобы она села.

«Мы, — подумала она. — Мы — словно мы равные, а ведь командуешь ты. Неудивительно, что Том влюбился в тебя с первого взгляда».

Они сидели друг против друга: она — на золоченой софе, он — в золоченом кресле. Девушка-славянка принесла на подносе водку, корнишоны и черный хлеб; ее обожание было непристойно — так усердно она приседала и улыбалась до ушей. «Одна из его Март, — подумала Мэри. — Магнус называл их его секретаршами». Он налил в рюмки, осторожно беря каждую по очереди, чистой водки. И, глядя на Мэри поверх края рюмки, выпил за нее. «Так делает и Магнус, — подумала она. — И научился он этому у тебя».

— Он не звонил? — спросил он.

— Нет. Он не может.

— Конечно, не может, — сочувственно согласился он. — Магнус же знает, что дом на прослушивании. А не писал?

Она отрицательно покачала головой.

— Разумно поступает. Его ищут повсюду. Они безмерно злы на него.

— А вы?

— Как я могу злиться на человека, которому я стольким обязан? В последнем своем сообщении он говорил, что не желает больше видеть меня. Сказал, что считает себя свободным от всех обязательств и — до свидания. Я искренне позавидовал ему. Какую же он вдруг обрел свободу, что не желает ее с нами делить?

— Он и мне сказал то же самое — я имею в виду насчет того, что он теперь свободен. Он, по-моему, сказал это нескольким людям. В том числе — Тому.

«Почему я говорю с ним, как со старым любовником? Что же я за проститутка, если могу сбросить с себя верность мужу, как платье?» Потянись он к ней и возьми ее за руку — она бы не воспротивилась. Привлеки он ее к себе…

— Надо было ему прийти ко мне, когда я ему говорил, — продолжал он все тем же раздумчивым, упрекающим тоном. — «Кончено, сэр Магнус, — сказал я ему тогда (так я его обычно называл). — Извини уж».

— Это было на Корфу, — сказала она.

— На Корфу, в Афинах, всюду, где я мог с ним разговаривать. «Присоединяйся ко мне. Мы оба свое отслужили, ты и я. Пора нам, старикам, уступать поле деятельности следующему, рвущемуся в бой поколению». Он со мной не соглашался. «Неужели ты хочешь быть вроде тех несчастных стариков актеров, которых буквально стаскивают со сцены?» — сказал я. Он меня не слушал. Так твердо он был уверен, что выйдет чистым.

— И чуть не вышел. А может, даже и вышел. Так он считал.

— Бразерхуд выиграл для него немного времени — только и всего. Даже Джек не в силах был вечно сдерживать прилив. А кроме того, Джек теперь присоединился к шакалам. Ярость обманутого покровителя и с адом не сравнить.

«Это он привил свой стиль Магнусу, — подумала она, узнавая нечто знакомое. — Стиль, каким Магнус хотел писать свой роман. Это он научил Магнуса быть выше человеческих слабостей и, презирая свою смертность, смеяться, словно бог, над собой. Он сделал для Магнуса все, за что бывает благодарна женщина, — вот только Магнус был мужчиной».

— Его отец, похоже, был человеком весьма таинственным, — сказал он, раскуривая новую сигару.