Перемена в его тоне мгновенно побудила ее остановиться и не спешить уйти.

— Он найдет ответ, — беззаботно заметила она. — Он всегда находит.

— Этого-то я и боюсь.

Они пошли к входной двери — медленно, из-за его хромоты. Он вызвал для нее лифт и придержал решетку Она вошла в кабину.

Теперь она видела его сквозь сетку решетки — он по-прежнему внимательно смотрел на нее. Он уже снова ей нравился, и она была до смерти напугана.

Она все продумала заранее. Паспорт и кредитная карточка были при ней. Действовала она по такому плану на тренировках в маленьких английских городках и пользовалась им с некоторыми изменениями в Берлине. Спускались сумерки. Во дворе тихо беседовали двое священников, перебирая четки. Улица была забита людьми. Многие в эти минуты могли наблюдать за ней. Она вдруг представила себе, что за нею гонится венский квартет во главе с Найджелом. Джорджи и Фергюс, маленький бородатый Ледерер. И в самом конце трусит бедняга Джек.

Она решила остановить выбор на «Империале», который нравился Магнусу своей помпезностью.

— Я хотела бы снять номер на ночь, — сказала она седовласому портье, протягивая свою кредитную карточку, и портье, сразу ее узнавший, спросил:

— Как поживает ваш супруг, мадам?

Рассыльный провел ее в великолепный номер на втором этаже. «Комната сто двадцать один, которую все просят, — подумала она, — тот самый номер, куда я привезла Магнуса в день его рождения на ужин и ночь любви». Воспоминание об этом не взволновало ее. Она позвонила все тому же портье и попросила заказать ей билет на завтра, на утренний рейс в Лондон. «Конечно, фрау Пим». Напустить дыму, вспомнила она. «Напустить дыму» — так назывался у нас обманный маневр. Она села на кровать, прислушиваясь к шагам, все реже раздававшимся в коридоре по мере того, как приближалось время ужина. Двойные двери, двенадцать футов высотой. Картина «Вечер на Босфоре» кисти Эккенбрехера. «Я буду любить тебя, пока мы оба не состаримся, — сказал он тогда, лежа на этой самой подушке. — И буду продолжать любить тебя потом». Позвонил телефон. Портье сообщил, что есть билеты только бизнес-класса. Так закажите бизнес-класс. Она сбросила туфли и, держа их в руке, тихонько приоткрыла дверь и выглянула в коридор. «Если за мной следят, я сделаю вид, что выставляю туфли в коридор для чистки». Гул голосов и механическая музыка из бара. Из ресторана пахнуло укропным соусом. Рыба. У них такая хорошая рыба. Она вышла на площадку, выждала — по-прежнему никого. Мраморные статуи. Портрет господина с бакенбардами. Она сунула ноги в туфли, поднялась на один этаж, вызвала лифт и, спустившись на первый этаж, вышла из лифта в боковом коридоре, вне поля зрения портье. Темный проход вел в тыл отеля. Она пошла по нему, направляясь к служебному входу в конце. Дверь была приоткрыта. Она толкнула ее, заранее изобразив на лице извиняющуюся улыбку. Пожилой официант заканчивал сервировку стола для ужина в отдельном кабинете. За спиной официанта была открыта другая дверь, ведущая на боковую улочку. Весело бросив официанту: «Guten Abend», Мэри быстро вышла на свежий воздух и подозвала такси. «Винервальд, — сказала она шоферу, — Винервальд» — и услышала, как он произнес по селектору: «Винервальд». Никто за ними не следовал. Когда они подъезжали к Кольцу, она протянула шоферу сто шиллингов, выскочила из машины у пешеходного перехода, там взяла другое такси и поехала в аэропорт, где час просидела в дамском туалете, читая журналы, пока не объявили последний рейс на Франкфурт.