– Больше похоже на то, что это чертов гость слишком переусердствовал с бренди, – прорычал Себастьян, скользнув взглядом по девушке, все еще находящейся в его объятиях. Он вновь взял ее за руку и, нахмурившись, поинтересовался: – Вы в порядке, мисс Мерридью? Этот неуклюжий мешок не задел вас головой при падении?

– Нет, нисколько, спасибо.

Хоуп вспыхнула, но не сделала попытки восстановить приличное для леди расстояние между ними. Она посмотрела на него своими огромными синими глазами.

– Вы защитили меня от малейшей опасности. Вам не больно? Лорд Стредфилд врезался в вашу руку, а он отнюдь не маленький мужчина.

Он удивленно на нее посмотрел.

– Мне? Конечно, нет. Он слишком много выпил, чтобы причинить мне хоть какой-то вред. – Он вновь закружил ее по залу.

Она нахмурилась, наверное, его слова ее не убедили. Беспокойство девушки согрело Себастьяна. Желая доказать ей, что все в порядке, он пару раз согнул свою руку.

– Смотрите, нет никаких повреждений.

Она уставилась на него. Легкая, задумчивая улыбка блуждала на ее губах, а ее тело излучало тепло, прижимаясь к нему во время танца.

Его же собственное тело кричало о необходимости срочных действий. Прижми ее ближе, требовало оно. Себастьян вел неравную борьбу с сильнейшим желанием.

Возможно, она была потрясена больше, чем хотела показать. Леди знатного происхождения, как предполагалось, были чрезвычайно утонченными натурами. Мисс Мерридью выглядела необычайно стройной, изящной и достаточно хрупкой, чтобы сломаться от любого непредвиденного столкновения. Без сомнения, ее всю жизнь оберегали, словно некую стеклянную вещь, аккуратно завернутую в вату. Столкновение с пьяным лордом, скорее всего, расстроило ее. Наверное, именно поэтому она так к нему прижалась, не осознавая, что при этом нарушает все правила приличий. Конечно, это – единственное объяснение. Такая девушка, как она, никогда станет поощрять ухаживания такого человека, как он.

Примитивная, бесчестная часть Себастьяна хотела воспользоваться ее бедственным положением в своих интересах и удерживать ее в своих объятиях максимально долго, столько, сколько это будет возможно, предпочтительнее – всегда. Но рассудительная его часть знала, что это всего лишь глупая фантазия, и его долг состоит в том, чтобы защитить ее репутацию, также как до этого он защитил ее тело.

Отступив назад, он мягко произнес:

– Вы, должно быть, потрясены. Я могу вас куда-нибудь проводить... возможно, вы хотите что-нибудь выпить? Или желаете посидеть оставшуюся часть вальса?

Она рассмеялась.

– О, Боже, нет! Я не такое уж слабое создание, как вам кажется. И я не хочу понапрасну тратить последние мгновения нашего первого вальса. – Она одарила его ослепительной улыбкой. – Разве вы не видите, что я им безмерно наслаждаюсь?

Он споткнулся и чертыхнулся про себя. Раз, два-три. Раз, два-три.

Она им наслаждается. Безмерно. «Наш первый вальс».

Не просто «наш вальс». Он для нее первый их вальс. Словно она предвидела длинную череду их последующих вальсов. Словно этот первый вальс что-то для нее значил, что имело прямое к нему отношение. Для него же это был вообще самый первый вальс. И, возможно, последний. Для себя он уже решил, что никогда не сможет танцевать вальс с другой женщиной.

Себастьяну потребовалось несколько минут, чтобы вновь поймать ритм – ее улыбка и ее слова полностью лишили его возможности сконцентрироваться на чем-либо. Но поскольку Себастьян всегда гордился своим самообладанием, то вскоре он снова эффектно закружил Хоуп по залу. Бросив на нее взгляд, Себастьян попытался каким-то образом угадать, подразумевала ли она под этим то, о чем он подумал, или же просто ее слова – всего лишь дань вежливости.