В следующей по коридору комнате спала в своей кроватке трехлетняя Джулианна — спала на боку, подтянув коленки к подбородку и прижимая к себе любимую куклу. Шелковистые каштановые кудри рассыпались по подушке. Себастьян подоткнул обшитое кружевами одеяльце. Его маленькая сестричка — настоящий ангелочек.
За окном сияла полная луна, высоко поднявшаяся по своему извечному пути. Она казалась невероятно светлой, невероятно большой. Сотни звезд мерцали вокруг нее в темном небе, и так они были близки, что протяни только руку — и дотянешься до любой.
Он даже не заметил, как вышел из дома, и опомнился, только уже стоя во дворе. Прошел по дорожке и остановился под широко распростертыми ветвями высокого вяза. Себастьян стоял, все еще завороженный волшебством звездного неба, когда шорох опавших листьев на дорожке под чьими-то шагами привлек его внимание.
Он растерянно заморгал:
— Мама?
Мать не заметила его в тени дерева.
Мальчик вышел на освещенное место. Мать, как всегда, была очень красиво одета: в широкой клетчатой ротонде, в руке дорожная сумка подходящего тона, на черные как смоль волнистые волосы с легкой небрежностью надета шляпа с перьями.
Себастьян, глядя на нее, подумал, что если Джулианна напоминает ему ангела, то и мать его — самое прекрасное создание на свете. И это создание вдруг замерло на месте в полном изумлении.
— Себастьян?! Что ты здесь делаешь?
Себастьян подошел к ней и остановился, покачивая головой. Ему было всего десять лет, но он уже в этом возрасте был хоть и немного, но выше своей миниатюрной матери.
— Я не мог уснуть, мама.
Мать промолчала, но вид у нее был то ли раздосадованный, то ли озабоченный.
Позади нее мальчик заметил теперь карету у ближайшего поворота дороги. Сощурив глаза, он переводил взгляд с кареты на дорожную сумку в руке матери и обратно.
— Ты куда-то уезжаешь, мама?
— Да, — со вздохом проговорила она. — Да, милый, я уезжаю.
— Куда, мама?
Лицо у матери просветлело.
— О-ля-ля! Я и сама не знаю! Быть может, в Париж, — весело произнесла она. — Или в Венецию. Да, конечно, в Венецию. В это время года там прекрасно. И я бог знает сколько времени не была нигде на континенте.
Сердце у Себастьяна сжалось от какого-то странного и неприятного предчувствия. Но ведь и в самом деле странно, если твоя мать уезжает куда-то среди ночи.
— Венеция очень далеко отсюда, мама. Тебе не нравится здесь, в Терстон-Холле?
Ему самому трудно было представить, что кому-то может не нравиться Терстон-Холл с его прекрасным большим домом, замечательным парком, красивыми округлыми холмами, окружающими его со всех сторон. Он любил дом своих предков. Целых семь поколений Стерлингов родилось здесь. Себастьян, если не был занят уроками, больше всего на свете обожал скакать на своем пони вверх и вниз по холмам.
Когда-нибудь, говорили ему старшие, он станет хозяином и Терстон-Холла, и других семейных владений, и Себастьян этим гордился. Он должен со всей серьезностью относиться к своему образованию: титул маркиза и все, с ним связанное, не пустой звук, титул налагает на человека большую ответственность…
Себастьян стоял и ждал ответа матери. Она обернулась через плечо и посмотрела на ожидающую ее карету. Дверца была распахнута, и не составляло особого труда разглядеть сидящего в экипаже мужчину.
Мать снова повернулась к сыну:
— Видишь ли, это непросто объяснить. Словом, я больше не могу оставаться с твоим отцом. Я думала, что стану хорошей женой и матерью, но это не мой путь. Твой отец очень строг, и… ты еще ребенок, но думаю, ты уже разобрался в его характере. Я нуждаюсь в большем, малыш. Я люблю жизнь и ее радости. |