Изменить размер шрифта - +
 – Джастину в то время было лет восемь... может, девять, не больше, если мне не изменяет память. Как-то раз во второй половине дня Джастин исчез. Он должен был вернуться в классную, но не пришел. Поднялся страшный переполох. Очень скоро все, кто был в доме, бросив свои дела, уже искали его. Шли часы, и, по мере того как время близилось к вечеру, тренога становилась все сильнее. Джастин как будто испарился. Обнаружил его отец – просто случайно поднял голову вверх и увидел Джастина. Паршивец, спрятавшись среди ветвей старой яблони во фруктовом саду, несколько часов подряд любовался на эту безумную суету внизу, когда все носились по имению, разыскивая его и уже потеряв от страха голову. Отец, конечно, взбесился. Он крикнул Джастину, чтобы он немедленно спустился. Не знаю, что бы сделал Джастин, – не уверен, что он послушался бы. Но тут ветка, на которой он стоял, внезапно обломилась, и Джастин рухнул па землю. Но упал неудачно, на руку. Его запястье вывернулось под каким-то немыслимым углом, и я догадался, что рука у него сломана. Наверное, боль была адская... Я помчался к нему бегом... Не помню, чтобы я когда-нибудь бегал так, как в тот день. Я перепугался до смерти – ни разу в жизни я еще не видел отца в таком бешенстве, как тогда...

Арабелла похолодела. Все внутри ее вдруг сжалось, словно разом обратившись в ледяной ком. Она внезапно вспомнила, как Джастин когда-то показал ей то самое дерево...

– Наш отец... как бы это сказать? В общем, его вряд ли можно было назвать добрым человеком. Конечно, он видел, что Джастину больно, но если вы думаете, что это могло бы смягчить его сердце... Как бы там ни было, послали за врачом. Тот приехал, сказал, что кость сломана и что ее нужно поставить на место. Дьявольщина, готов поклясться, что Джастину было безумно больно, а ведь он был совсем еще ребенок! Но он не издал ни звука, пока врач возился с его рукой. Помню, как стоял возле него, держа его за руку. Врач сказал, что будет очень больно, что пусть он кричит, – мол, это нормально, и все поймут, если он заплачет. Но Джастин.... Джастин только бросил взгляд на стоявшего в дверях отца и поклялся, что не издаст ни звука... что не заплачет, чего бы это ему ни стоило. Поклялся, что отец никогда – никогда! – не увидит слез на его глазах! Думаю, отец продал бы душу дьяволу, чтобы услышать, как Джастин плачет! Я прочел это в его взгляде. Но Джастин так и не заплакал. Он вообще не издал ни звука – как и обещал. Он не доставил отцу такого удовольствия – видеть, как он плачет, – тихо проговорил Себастьян. – Ни тогда. Ни потом. Ни разу в жизни!

Оба долго молчали. Наконец Себастьян поднял на Арабеллу глаза.

– Как странно, вы не находите? Я хочу сказать – для ребенка. Чтобы мальчишка его возраста никогда не плакал. Вы понимаете?

У Арабеллы сдавило горло. Ей вдруг представился Джастин, несчастный, одинокий ребенок, лишенный родительской любви... Она видела, как он лежит – беспомощный, терзаемый болью и ненавистью, гладя в лицо беснующемуся отцу, и кусает до крови губы, чтобы не заплакать. А она еще смеялась над ним, издеваясь над его неловкостью, когда он рассказывал, как в детстве свалился с дерева... Сейчас она бы с радостью откусила себе язык за те слова...

Мысли лихорадочно закружились у нее в голове, словно вспугнутые летучие мыши, и Арабелла застыла, не зная, что и подумать. Но тут услужливая память подсунула ей еще одну картину. И острое чувство вины, словно ядовитая змея, ужалило Арабеллу в самое сердце. Она вся сжалась, с болью и раскаянием вспоминая, как всего какие-нибудь два дня назад Джастин стоял в этой самой комнате, с осунувшимся лицом смотрел на нее. Вспомнила загнанное выражение в его глазах, стыд, страх и отчаянную безнадежность в его лице. Вспомнила, как оно дернулось, как от удара, а потом словно застыло. Что же она тогда сказала ему? «Ничего не говори больше! И не смотри на меня так!» Да, именно это она тогда и бросила ему в лицо.

Быстрый переход