— Бежим! — крикнула она. — Нас оштрафуют!

До сих пор милиционер особенно не присматривался к этой парочке, гулявшей в опустевшем парке, но когда они кинулись удирать, он пошел следом. Лариса с тревогой оглядывалась. Она энергично тащила Терентьева, тот, отшучиваясь, упирался. Милиционер ускорил шаги. Молния вспорола тучи — небо обвалилось в грохоте. Лариса в страхе метнулась к ограде в соседний Останкинский парк. Она мигом взлетела на каменное основание, вскарабкалась на решетку. Она с возмущением крикнула заколебавшемуся Терентьеву:

— Да не стойте же вы! Как вам не совестно, я боюсь одна!

Рассерженный милиционер бежал по аллее. Терентьев захохотал и тоже полез на решетку. Милиционер засвистел так пронзительно, что на мгновение перекрыл грохот ветра. Терентьев вдруг почувствовал, что сил его не хватит, чтобы перебросить свои девяносто килограммов через высокие прутья. Он два раза подтягивался на руках и два раза сползал, так и не оседлав утыканный пиками гребень. Лариса уже была на той стороне и с замиранием глядела на борьбу Терентьева с не дававшейся тому высотой.

— Граждане, стойте! — кричал милиционер, приближаясь. — Как не стыдно безобразничать!

Он был уже в пяти шагах, когда Терентьев наконец вскарабкался на решетку. Одна из пик вонзилась ему в карман, он пытался вытряхнуть ее, как сор, — она царапнула ногу. Терентьев снова подтянулся и спрыгнул на землю как раз в ту секунду, когда милиционер протянул руку, чтоб схватить его.

— Пьяные! — огорченно шептал тот, глядя сквозь решетку, как нарушители быстро скрываются меж деревьев. — Культурные люди напились, как извозчики!

Начался дождь. Лариса сразу затряслась в легоньком платье, когда упали первые капли. Терентьев накинул на нее пиджак, она закуталась и повеселела.

— Не понимаю этого безобразия! — сказала она с негодованием. — Останкинский парк не охраняется, потому что вход бесплатный, а за посещение выставки надо платить. Почему же нас хотели задержать, когда мы из платного перелезали в бесплатный? Если наоборот, я бы понимала!

— Скажите об этом милиционеру, Ларочка.

— Обязательно скажу, если он меня поймает.

— Очень жаль, если не поймает, — вы потеряете случай прочитать милиции лекцию по логике.

Дубы в Останкине бушевали еще яростней, чем на выставке. В этом парке их было больше, они вытягивались выше, нависали плотнее. Гроза заставила их встрепенуться и зашевелить ветвями, как лапами. Ларисе представлялось, что тысячи рук яростно и слепо шарят в воздухе. Под рослым дубком, где они с Терентьевым укрылись, дождя не чувствовалось, но Ларису снова охватил страх. Терентьев успокаивал ее шутками, но, когда молнии стали сверкать чуть ли не над головою, Лариса в смятении выскочила из-под листвы на ливень. Терентьев нагнал ее и потянул назад.

— Не хочу! Не хочу! — твердила она, вся дрожа. — Идемте скорей домой, я боюсь!

Ему удалось втащить ее под навес витрины с фотографиями передовиков какого-то завода. Они прислонились к стеклу. Терентьев обнял Ларису за плечи, она вся сжалась, припав к его груди. Дождь низвергался уже не каплями и не струйками, а водяными прутьями, они боронили землю, вонзались в мчавшиеся по аллеям потоки, те шипели и взбрызгивались. Небо пылало со всех сторон, молнии перерезали одна другую. И блеск и грохот неслись не сверху, а отовсюду, все кругом сверкало, лилось и гремело. Ветер утих, словно придавленный грохотом и тоннами рушившейся воды, — в пронзительном свете молний было видно, как все кругом затянуто туманом мельчайших водяных брызг.