Из лодки выбрались два констебля, за ними – смуглый человек в длинном светло-коричневом плаще, с отороченным мехом капюшоном. Некоторое время они совещались: полицейские внимательно слушали своего спутника, отдававшего какие-то распоряжения. Волосы у него были рыжеватые, выправка – явно военная. В ножнах на поясе блеснула сабля, кажется, индийская. Мужчина чуть повернул голову… И почти мгновенно я узнал его. Невольно подаваясь к окну ближе, я всмотрелся в грубые черты.

Удивление было безмерным. Ведь, расставаясь, я не был уверен, что еще увижу этого человека живым. Я не знал о нем почти ничего, кроме имени. Но я его запомнил.

Раненый. Июнь 1890 года, Индия

В Калькутте я навещал сестру, недавно вышедшую замуж. Поездка получилась недолгой: еще со времен службы я неважно переношу жаркий влажный климат и радикально настроенных ирландцев, – а именно с таким обручилась Шарлотта. Перед моим отбытием в Англию и произошло это.

Последнюю ночь я коротал в гостинице близ порта. Я боялся опоздать на пароход и готов был примириться с не лучшими условиями. Например, с маленькой комнатой, окна которой выходили на бордель. И с сомнительным сбродом, шатающимся по коридорам. И с крысами, бегающими по лестницам. Если никуда не выходить, не принюхиваться и ничего не есть, – сгодится.

Я как раз задвинул засов и собирался лечь, когда снаружи загрохотали шаги. Я не обратил на них особого внимания: решил, что вернулся какой-то подвыпивший гуляка. Но вскоре «гуляка» забарабанил в мою дверь так сильно, что она затряслась.

– Кто это, черт возьми? – мрачно спросил я.

Мне на ломаном английском ответил мужской голос с отчетливым индийским акцентом:

– Сэр, мой хозяин нездоровится, мне сказали, тут жить врач. Откройте, хозяин может умереть!

– Имейте в виду, я вооружен и держу вас на прицеле, – предупредил я. Револьвер у меня действительно имелся. Из-за двери снова раздалось просительное, более тихое:

– Пустите, господин…

Вздохнув и решив, что всегда успею застрелить гостя, я открыл дверь. На пороге стоял примерно тот, кого я и ожидал, – смуглый темноволосый мужчина с грубоватым, но приятным лицом преданного слуги. Его обезображивал лишь рассекающий щеку шрам. Индус робко и благодарно улыбнулся, указывая вправо.

– Мой господин крайняя комната.

– А твои дружки-головорезы?

Индус округлил глаза.

– Мой хозяин… умирать.

Кажется, он действительно беспокоился – так, что даже не смотрел на мой револьвер и не слышал моего резкого тона. Я сдался.

– Пойдем. – В следующее мгновение мне пришлось удержать слугу от порыва бухнуться ниц. – Шевелись.

Он засеменил по коридору. Я следовал за ним, надеясь, что у незнакомого джентльмена просто прихватило живот. Я оказался прав… в своем роде.

Свет в комнате был приглушен, но я отлично видел: у лежавшего на кровати рыжего мужчины проблемы были действительно с животом – серьезное ранение каким-то холодным оружием. Кто-то довольно умело наложил швы, но они частично разошлись. Признаков заражения крови – ни нагноений, ни воспалений, – не наблюдалось, что вселяло некоторое успокоение. Впрочем, все это я подметил скорее машинально, в первую минуту. Почти сразу я, услышав стон и увидев искаженное болью лицо, отступил. Раненый дернулся. Опуская руку на рукоять револьвера в кобуре, я гневно повернул голову к индусу.

– Говоришь, господину «не здоровится»? А не беглый ли он заключенный или…

– Боюсь, Амир вынужден был ввести вас в заблуждение, мистер Сальваторе, – раздался со стороны зашторенного окна высокий спокойный голос.