Он знал наизусть «Один день Ивана Денисовича» и целиком первую главу «Архипелага ГУЛАГ».
Яша дружил с писателями. О чем всем охотно рассказывал. Яша писал им письма и сообщал, что помнит наизусть их произведения. За это писатели его любили, и даже лично звонили, и ласково-ободряюще с Яшей разговаривали. В общем; несмотря на свой диагноз, Яша, судя по его признаниям, имел впечатляющий круг московских знакомств.
Кроме того, благодаря своей памяти Нейланд обладал невероятной способностью фиксировать даже самые мелкие подробности окружающей обстановки.
Например, он мог сказать: «Пять лет назад, двадцатого июня одна тысяча девятьсот девяносто такого-то года, имярек вышел из машины «ВАЗ» такой-то модели, номер такой-то. Он был в синих джинсах «Wrangler» и клетчатой рубашке. Клетки на рубашке были крупные, серые и синие».
Яша Нейланд запоминал все… Любопытная особенность психики, нередко сопровождающая отклонения от нормы. Несколько, правда, смущающая коллег по экспедиции.
Очевидно, оттого, что Яшин мозг находился в постоянном сверхнапряжении, его лицо и казалось таким странным. Не отражающим никаких эмоций. Бедный Яша никогда и не улыбался. Попробуй поулыбайся, заучив наизусть «Архипелаг ГУЛАГ»…
Теперь же Нейланд, как наблюдал Кленский, заучивал наизусть Проспера Мериме. В общем, вполне невинный способ помешательства…
Кроме того, Яша собирал малину, часто пропадая в лесу и блуждая по лесным дебрям. И ежедневно вел дневник. Делал он это, потому что тоже считал себя писателем, а писателям полагается работать каждый день — ни дня без строчки.
Один раз Нейланд и в самом деле напечатался. Купил много-много экземпляров той газеты, где, кроме публикации, был и его, Яшин, портрет — фотография автора, и дарил всем знакомым эти газеты. Достался такой подарок и Кленскому.
В общем, Яша состоял на учете в психдиспансере, читал Проспера Мериме, собирал малину, вел дневник… Одно другому не мешало.
— Яша! — окликнул вдруг из темноты странного человека у костра женский голос. — Яша, вы меня слышите?
— Да? — бесстрастно, не вздрогнув, откликнулся Нейланд.
— Пора спать! Опять вы нарушаете порядок. Завтра не проснетесь! Отправляйтесь-ка в свою палатку.
— Хорошо, хорошо, Вера Максимовна, — безразлично согласился Яша.
— В экспедиции должен быть порядок. Порядок должен быть во всем! — продолжал все тот же категоричный женский голос. — Считаю своим долгом об этом напомнить.
Кленский, усмехаясь, слушал этот монолог.
Вера Максимовна Китаева славилась среди коллег по экспедиции своим особым занудством и любовью к порядку.
Между тем черный ствол дерева, растущего неподалеку от палатки Кленского, стал вдруг двоиться, словно оживая… Оптический эффект, характерный для сумерек.
Близорукому, как Владислав Сергеевич, человеку даже могло бы показаться, что дерево действительно оживает, превращаясь в человека. Еще несколько «жутких» секунд…
И из-за дерева показался весьма колоритный персонаж. Огромный человек с рельефной, «античной» мускулатурой, с роскошной бородой…
Это и был сам доктор исторических наук Арсений Павлович Корридов, весь археологический сезон обычно разгуливающий в одних шортах.
Ничто так не закаляет организм, как пребывание в походных условиях. А Корридов провел в таких условиях почти всю свою жизнь. О его физической силе и выносливости среди археологов ходили настоящие легенды.
— Ох, не к добру тишина эта, и красота, и благодать… — Неслышно ступая большими босыми ногами, Корридов подошел к палатке журналиста.
— Почему же? Почему, если хорошо, то обязательно надо ожидать плохого? — возразил Владислав Сергеевич. |