– и это тоже знает каждый ребенок.

    Но никто из тех, кому я задавала этот вопрос, не смог ответить, чего именно ждет бессонный звонарь. Даже Унди Мышатник, который знал до джерха всякой всячины, не смог мне ответить – или не захотел. Если бы я была человеком, я бы не побоялась спросить у Чистых братьев. Они-то, небось, знают. А все остальные отвечали мне только одно: ясен пень, что ничего хорошего звон Большого колокола не сулит. И лучше бы нам его никогда не услышать.

    Позади местной Неспящей башни обнаружился длинный сарай, крытый дранкой. Четверо носильщиков остановились перед входом и ничуть не бережно опустили мешок со мной на землю. Я поняла, что меня сейчас развяжут и… добрая динна, как же я обрадовалась! Самая страшная опасность меня миновала. И тут же я чуть не закричала: «Скорее!»

    Скорей, болваны! Четтан уже заскользил вниз по небосклону, а мне до пересвета нужно из вашего проклятого города убраться! И хорошо бы найти поклажу, вулха и коня – или хотя бы узнать, что с ними случилось. Опять-таки до пересвета.

    Если бы в этот миг передо мной возникла самая настоящая динна с крыльями и ласковой улыбкой, и если бы она рассказала мне, где, как и в каком обществе я встречу этот пересвет – я бы разуверилась в диннах. И очень зря.

    …Меня пинком вытолкнули из клетки, и дверца за мной опустилась с лязгом и грохотом. Я обернулась, чтобы удостовериться, и увидела прочную решетку, наглухо запечатавшую выход.

    Звериный вопль отчаяния и боли вырвался из моей груди.

    Крик был подхвачен. Десятки человеческих глоток ответили мне ревом, воем и улюлюканьем.

    Я медленно повернулась к ним. К зрителям.

    Смоляные факелы, установленные по краям огромной и глубокой ямы с плоским утоптанным дном, освещали ее тревожным, пляшущим, неровным светом – кроваво-красным, как свет Четтана. Моего солнца.

    Где-то там, за лесом, мое солнце опустилось к самому горизонту. Его последние лучи еще играли на верхушках деревьев, и небо еще было достаточно светлым, чтобы можно было различить толпу зрителей вокруг ямы. Это сюда, на дно, не попадало даже отблеска закатных лучей. Только чадящие факелы разгоняли тьму.

    Чтобы зрителям хорошо было видно, как я буду умирать.

    Позади толпы, скопищем навозных мух облепившей край ямы, глухо и не в лад ударили барабаны. Как всегда в минуту сильного волнения я провела пальцем над правой бровью, вдоль несуществующего шрама. В тот раз, когда Карса получила рану, от которой у меня нет и не было шрама, мы с ней остались жить. Сегодня, похоже, нам это не удастся.

    Нет, во мне не распознали оборотня – тогда бы моя смерть оказалась короче, уродливее и вернее. Хотя куда уж верней?

    Меня подвел магический ошейник, тот самый, который сегодня утром спас. Когда после длинного торга мой новый хозяин – я внутренне усмехалась при этих словах – попытался снять с меня колдовскую вещь, чтобы надеть взамен свой ошейник, обыкновенный, я просто растерялась. Не снимать ошейника – это было одним из условий нашего договора с колдуном. Самым простым из условий, как показалось мне тогда в Айетоте.

    Моя растерянность обошлась горожанам в несколько стражников, покалеченных мной при неудавшейся попытке бегства. Но я сама заплатила дороже.

    Из меня сделали зрелище. Строптивая рабыня, отданная на растерзание зверям для увеселения зрителей.

    Десятки жадных глаз впились в меня, как острия отравленных кинжалов.