Она вышла из воды, обнаженная. Лицо было в потеках грязи, спутанные, свисающие прядями волосы позеленели от тины и водорослей, но, как и у остальных, кожа осталась не тронутой разложением. Можно сказать, что для столь длительного пребывания в воде она прекрасно сохранилась. Голова ее кренилась под странным углом, словно шея была сломана. Бесспорно прекрасное, лицо ее вместе с тем имело отпечаток какой-то дикой чуждости, нездешности, и это вызывало непреодолимый страх. Он не понимал, кто она такая, но от нее исходила осязаемая аура силы.

Изабелла.

Имя пришло само, ниоткуда, но он мгновенно понял, что это – ее. И чувство, что за всем происходящим стоит именно она, окрепло.

Она повернула склоненную набок голову, взглянула в его сторону...

И он оказался на перекрестке дорог под луной, глядя глазами Изабеллы, которая приблизилась к телу повешенной ведьмы. Обнаженное тело женщины – настоящей карги с дикой гривой седых волос – покачивалось на толстой растрепанной веревке, прикрепленной к суку разбитого молнией дуба. От колдуньи исходило слабое сияние – остатки силы, несомненно, невидимые обычному глазу, и именно это было нужно Изабелле. В окрестностях этого проклятого места не было ни души, и даже огней отдаленных поселений не было видно – настолько поздним был час. Невидимая, она свободно подкралась к дереву, взобралась на него, чтобы сбросить тело, а когда то упало, прыгнула на него сверху и впилась губами в открытый рот трупа. Она начала впитывать в себя оставшуюся энергию, а вместе с ней – высасывать и кровь, и желчь, и остатки непереваренной пищи. Это была энергия, в которой нуждалась Изабелла, которую она желала, и он чувствовал, как она укрепляется по мере поглощения темной силы колдуньи, извлекаемой единственно доступным способом.

А затем он оказался в селении анасази. Изабелла перед собравшейся толпой проводила некую церемонию с шаманом племени. Она иссушала пожилого человека через ладони его вытянутых рук, испытывая потребность исключительно в его жизненной энергии, но заодно, для вящей убедительности его соплеменников, забирала и его кровь. Голая Изабелла постанывала, кровь брызгала на ее груди, живот, густую шерсть лобка. Публика, наблюдающая за этим, скандировала благодарственные молитвы. Наконец Изабелла вобрала в себя последние капли жизненной сущности человека, и мощные волны оргазма сотрясли ее лоно.

Затем селение исчезло, а он оказался в темной хижине, в которой человек силы демонстрировал свое искусство. Человек стоял на коленях перед вырезанной им статуей – статуей бога в форме стручка спаржи. На земле вокруг него лежали мертвые женщины, обнаженные, с раздвинутыми ногами, и у каждой в интимных местах торчали пучки спаржи. Была поздняя весна, сезон спаржи, и снаружи мужчины собирали урожай этого растения, в то время как их жены и дочери, запертые в бамбуковых клетках, извивались, верещали и умоляли выпустить на волю.

Это была другая земля, очень древняя земля – потому что ландшафт не был похож ни на что, существующее в настоящее время; горы на горизонте были слишком высокими и странной формы, небо и почва полей отличались по цвету от того, каким им следовало бы быть.

Изабелла недавно насытилась, потому не было оснований отведать силы этого мужчины. Наоборот, она опустилась рядом с ним на колени, и они заговорили в унисон, вознося молитву этому древнему богу. Потом она поползла туда, где лежали приготовленные тела. Встав на четвереньки перед первой из мертвых женщин, она произнесла Слова, просунула голову между холодных ляжек и принялась поедать спаржу.

Затем он оказался в огромной черной пещере с обнаженными мужчинами, женщинами и странными созданиями, которые никогда не видели дневного света, монстрами, которых никогда не изображала человеческая рука, которые никогда не возникали даже в самых необузданных фантазиях самых богохульствующих иллюстраторов мира.