Антон Грановский, Евгения Грановская. Иероглиф смертиМаша Любимова и Глеб Корсак – 2
Глава 1 1 Зима в этом году наступила раньше обычного. Утром метеослужба заверяла, что к полудню выпавший вдруг посреди ноября снег растает, но этого не случилось. Когда белый «Мерседес» остановился в безлюдном переулке, было уже девять часов вечера, а снег лежал таким же сплошным слоем, как и утром. И хотя по сравнению со вчерашним днем нисколько не похолодало, белое полотно, покрывавшее тротуар и так непривычно контрастировавшее с темными домами, создавало ощущение зимнего студеного холода. Ира Романенко посмотрела на парня, сидевшего за рулем, и спросила: – Почему мы остановились? Тот, не отвечая, достал из бардачка стеклянную фляжку с коньяком. – Выпьем по глотку? – Ты за рулем. – От одного глотка ничего не случится. – Андрей Голубев улыбнулся. – Давай, прими как лекарство! Снег за окном был таким холодным, а зима впереди – такой долгой, что Ира не удержалась, взяла бутылку и отпила глоток. Коньяк горячей волной пробежал по пищеводу. Телу стало жарко, но темная улица снаружи стала еще холодней и бесприютней. Черт бы побрал эту утомительную, как хроническая болезнь, московскую зиму – мокрую, пасмурную, промозглую. Андрей забрал у Иры бутылку и приложился сам. Пока он пил, она смотрела, как размеренно дергается его острый кадык, поросший легкой элегантной щетиной. Хотя что в ней элегантного? Этот парень воображал себя великим художником, а на деле был обычным бездарем, которому повезло попасть «в струю». Настроение у Иры продолжало портиться. Андрей отнял бутылку ото рта и вытер мокрые губы ладонью. – Хороший коньяк, – резюмировал он. – Если тебя остановит гаишник… – Не волнуйся, отмажусь. – Он усмехнулся и небрежно хлопнул себя ладонью по внутреннему карману пиджака, в котором, как она знала, лежал бумажник, и в этом жесте было столько глупого самодовольства, что Ире стало и смешно, и противно одновременно. «Противно». Пожалуй, это чувство появилось не впервые за сегодняшний вечер. Он был симпатичный парень, этот Андрей Голубев, но, пообщавшись с ним неделю, Ира отчетливо поняла, что продолжать отношения, а уж тем более доводить их до постели, ей не следует. Да, для настоящих отношений он не годится. Так же, как те, кто был до него. Терпелив? Да. Но этим его достоинства ограничивались. Отпив еще глоток коньяка, Ира подумала, что, пожалуй, и дружеским отношениям пора положить конец. Слишком уж он нудный, хоть и при деньгах. Андрей, однако, был настроен иначе. Ира понимала это, но не испытывала особого беспокойства. Даже под хмельком, даже после недели тщетных надежд и обещаний, которыми она его кормила, на насильника Голубев все равно не тянул. Кроме того, сегодня она пару раз уже давала ему понять, что не в восторге от их общения. Он, конечно, тугодум и может не понимать намеков, но наверняка уже чувствует, что что-то не так. Голубев закрутил бутылку и, продолжая держать ее в руке, вдруг полез целоваться. Он застал Иру врасплох, и она не успела отпрянуть. Продолжая целовать ее губы, Андрей сунул руку ей под кофточку, пробрался под лифчик и стиснул ее грудь. Рука у Голубева была холодная, и от прикосновения его пальцев к ее коже Ира вздрогнула. И щетина, эта вечная щетина на его щеках. Заброшенное лицо, заброшенная улица, заброшенный город… Он продолжал ее целовать, но словно сам стал зимой. Скучной, долгой, серой. И вдруг Ире стало тоскливо. Захотелось домой – в тепло, уют, подальше от этих холодных рук и белого снега за окном, придававшего безлюдной улице какой-то неживой вид. – Нет! – сказала Ира, схватила его руку и выдернула из-под своей кофточки. |
