Пес остановился в нескольких шагах от Ирины и угрожающе зарычал. Белые клыки зловеще замерцали в полумраке.
«Главное – не бежать!» – сказала себе Ирина.
Она отвернулась и продолжила путь. Через несколько шагов легкий шум за спиной стих. Ира снова обернулась. Зверь больше не преследовал ее. Приободрившись, она ускорила шаг, но тут дорогу ей преградила светлая фигура, и Ирина остановилась как вкопанная. Человек стоял спиной к горящему фонарю, благодаря чему очертания его фигуры были окаймлены призрачной аурой света, а черт лица было не разобрать.
Ирина оцепенела, но спустя пару секунд сумела собрать волю в кулак, быстро сунула руку в сумочку и достала газовый баллончик.
– Не подходите! – крикнула она. – Это газ!
Фигура не шевелилась. Тогда Ирина повернулась и бегом бросилась к освещенной улице, стараясь побыстрее миновать аллеи сквера.
Краем зрения она уловила какое-то быстрое движение справа от себя, а потом увидела, словно в замедленном кино, как из тьмы вынырнула белая собачья голова с оскаленной пастью и как сверкнувшие зубы пса сжались на ее запястье. Боль пронзила руку, Ира закричала и выронила баллончик.
– Помогите! – успела крикнуть она, силясь вырвать руку из собачьих клыков.
Клыки разжались, но в тот же миг что-то сильно ударило Иру по затылку, и она поняла, что лежит на асфальте – лицом вниз. А потом кто-то насел на нее и вдавил ее лицо в асфальт с такой силой, что у Иры хрустнула переносица. Хрипя и хватая воздух открытым ртом, Ирина вдруг со всей отчетливостью поняла, что этот вечер – последний в ее жизни, и больше ничего не будет, кроме боли, ужаса и отчаяния. И она оказалась права.
2
На улице было сыро и прохладно. Журналист Глеб Корсак купил еще банку джин-тоника, сделал несколько глотков и поморщился – какая гадость! На душе было паршиво. В голове играл хмель.
«Нет, ну что за жизнь, а?» – с тоской подумал Глеб. Мало того что затеяли судебное разбирательство, так еще и вышибли из газеты. Можно, конечно, работать фрилансером, но потеря в доходах предполагалась весьма ощутимая.
И что, собственно, такого уж крамольного он сделал? Ну написал серию статей, посвященных исповедям убийц, отбывающих пожизненное наказание. Ну показал их не злобными тварями, а обыкновенными людьми. И что с того? Разве они не люди?
Видите ли, убийцы в его изображении получились слишком уж человечными и вызвали у читателей симпатию. И что с того? Даже акулы-людоеды могут вызвать симпатию, что уж говорить про людей!
Перед глазами у Корсака встали лица родственников убитых, которые поджидали его с плакатами возле дверей редакции. Он вспомнил их гневные крики. Вспомнил шквал угроз, который они обрушили ему на голову, когда он вышел из редакции. Отхлебнул джин-тоника и швырнул банку в урну.
Что ж, наверное, эти люди имели право сделать то, что они сделали. Он невольно задел их чувства. Но журналист постоянно задевает чьи-нибудь чувства. Глеб ожидал скандала, но не думал, что скандал раздуется до такой абсурдной степени, и уж тем более не думал, что его вышибут с работы за статьи, которые стали сенсацией и увеличили тираж газеты на треть. Воистину мир жесток и несправедлив…
Мысли путались в голове у Глеба Корсака. Слишком много водки с тоником было выпито. Слишком мало часов в последние несколько суток он посвящал сну. Но до сна ли сейчас? И время ли быть трезвым?
Глеб представил себе круглую, лоснящуюся физиономию главного редактора Турука и сжал кулаки. Злость, поднявшаяся в душе под влиянием алкоголя и дурных воспоминаний, снова и снова прокручиваемых в голове, требовала выхода.
У обочины дороги остановилась черная «Тойота». Стекло опустилось, и толстый мордоворот, высунув голову, со смехом проговорил:
– Пацаны, смотрите, какая лапа идет!
Глеб проследил за его взглядом и увидел девушку в светлом плаще, торопливо идущую по тротуару к дому. |