Закончив, Мэтт с минуту помолчал, потом спросил:

— Ну что? Я сумасшедший?

— Во всяком случае, вы убеждены, что люди решат именно так. Несмотря на то, что вам удалось убедить мистера Мерса и вашего собственного врача. Нет, я не думаю, что вы сумасшедший. В конце концов, сверхъестественное — это моя профессия.

— Но…

— Я вам расскажу одну историю. Не знаю, правда это или нет, но я этому верю. Лет пять назад один мой хороший друг — отец Раймонд Биссонет из Корнулэлла — написал мне, что его пригласили в отдаленный угол прихода хоронить девушку, которая «просто угасла». Его поразило, что гроб девушки оказался полон шиповника, а рот набит чесноком.

— Но это…

— Традиционная защита от встающих мертвецов. Народное средство. На вопрос Рэя отец девушки совершенно буднично ответил, что ее убил инкуб. Вы знаете, что это такое?

— Сексуальный вампир.

— Девушка была обручена с парнем, которого насмерть сбила машина за две недели до свадьбы. У этого парня — его звали Бэннок — на шее было большое родимое пятно клубничного цвета. Через два года девушка обручилась с другим. За неделю до второго оглашения она вдруг разорвала помолвку. Сказала родителям и друзьям, что Джон Бэннок приходил к ней ночью и она согрешила с ним. Ее теперешнего жениха, как писал Рэй, больше беспокоила мысль о ее умственном расстройстве, чем о возможности демонического визита. Но девушка умерла, и ее похоронили по старым церковным традициям.

Рэй решил написать не поэтому. Через два месяца после похорон во время утренней прогулки он заметил у могилы девушки молодого человека, — молодого человека с красным родимым пятном на шее. У Рэя с собой оказался фотоаппарат: он делал снимки живописных уголков для своих родителей. Так что смог несколько раз снять этого юношу. Когда он показал фотографии в деревне, реакция была поразительная. Женщины падали в обморок и принимались молиться посреди улицы.

А на следующий день фотография молодого человека со всех снимков исчезла. Выцвела.

— И вы этому верите?

— Да. И подозреваю, что поверит большинство. Обычный человек вовсе не так предубежден против сверхъестественного, как это часто думают и пишут в художественной литературе. Писатели-мистики обыкновенно в сто раз меньше верят в духов и демонов, чем средний человек с улицы.

— Тогда… вы попробуете выяснить кое-что для меня? И не станете возражать против того, чтобы носить с собой святую воду или еще что-нибудь в этом роде?

— Вы сейчас встали на неверную теологичеескую почву, — серьезно сказал Кэллахен.

— Почему?

— Когда я выступаю, вооружаясь теми священными атрибутами, о которых вы говорите, я не просто Кэллахен, а агент Священной Католической Церкви. Тогда я — представитель Христа на земле. Я все еще достаточно верю в мистическую силу церкви, стоящей за мной, чтобы содрогнуться при мысли о легком согласии на ваше предложение. Церковь не что-то вроде духовного бойскаутского отряда. Церковь — это Сила… а Силу нельзя бездумно приводить в движение, — он сурово нахмурился. — Вы понимаете это? Жизненно важно, чтобы вы это понимали.

— Я понимаю.

— Видите ли, в этом столетии в католической церкви концепция зла претерпела радикальное изменение. Вы понимаете, что тому причиной?

— Наверное, Фрейд.

— Очень хорошо. В двадцатом веке католическая церковь выработала новое представление: Зло с маленькой «з».