«Церковь не может развеять этот сон», — подумал Кэллахен.

Он брызнул святой водой на гроб и могилу, освящая их навеки.

— Помолимся, — сказал он ровно и мелодично, как говорил всегда, при свете или в темноте, пьяный или трезвый. Прихожане склонили головы.

«Господи Боже, милостью твоей жившие в вере находят вечный покой. Благослови эту могилу и пришли своих ангелов стеречь ее. Мы похороним тело Даниэля Глика, прими его душу к себе и позволь ему возрадоваться с твоими святыми навеки. Через Христа просим об этом Господа нашего. Аминь».

— Аминь, — пробормотали прихожане, и ветер унес это слово прочь. Тони Глик осматривался кругом безумными глазами. Жена его прижала платок к губам.

«С верой в Иисуса Христа мы благоговейно предаем земле тело этого ребенка в его земном воплощении. Помолимся с верой Господу, дарователю жизни, чтобы он воскресил это смертное тело к жизни вечной в обители святых».

Кэллахен перевернул страницу. Женщины в третьем ряду, стоявшие у могилы огромной подковой, стали громко всхлипывать. Где-то позади в лесу чирикнула птица.

«Помолимся за брата нашего Даниэля Глика Господу нашему Иисусу Христу, сказавшему: „Я — воскресение и жизнь. Верующий в меня будет жить, любой, кто верует в меня, никогда не претерпит смерти вечной“. Господи, ты оплакивал смерть Лазаря, друга твоего; утешь же нас в горести нашей. Молим о том, веруя».

— Господи, услышь нашу молитву, — отозвались верующие.

«Ты поднял смерть до жизни; даруй брату нашему Даниэлю жизнь вечную. Молим о том, веруя».

— Господи, услышь нашу молитву, — раздалось в ответ. В глазах Тони Глика что-то появилось, — может быть, откровение.

«Брат наш Даниэль омыт чисто во крещении, даруй ему заступничество всех твоих святых. Молим о том, веруя».

— Господи, услышь нашу молитву.

«Он вкусил от плоти и крови твоей; даруй ему место у стола в небесном царствии твоем. Молим о том, веруя».

— Господи, услышь нашу молитву.

Марджори Глик стала со стонами качаться взад-вперед.

«Утешь нас в горести нашей о кончине брата нашего; да будет вера нашим утешением, а вечная жизнь — нашей надеждой. Молим о том, веруя».

— Господи, услышь нашу молитву.

Он закрыл свой требник:

— Помолимся, как Господь научил нас.

«Отче наш…»

— Нет! — вскрикнул Тони Глик, бросаясь вперед, — вы не бросите грязь на моего мальчика!

К нему протянулись руки, но опоздали. Он свалился в могилу и с жутким тяжелым стуком упал на гроб.

— Выходи оттуда, Дэнни, — кричал он.

— Ну и ну! — проговорила Мэйбл Вертс, сжимая черный платок. Глаза ее вежливо блестели, она откладывала все в памяти, как белки откладывают на зиму орехи.

— Дэнни, черт побери, прекрати валять дурака!

Отец Кэллахен кивнул двоим из прихода, но понадобилось вмешательство еще троих мужчин, в том числе Перкинса Джиллеспи и Нолли Гарднера, чтобы вытащить из могилы кричащего, пинающегося, воющего Глика.

— Дэнни, прекрати! Ты напугал мать! Я тебя высеку! Пустите! Пустите меня… где мой мальчик… пустите, суки… аххх, Бог…

«Отче наш сущий на небесах…» — снова начал Кэллахен, и другие голоса присоединились к нему, подбрасывая слова к безразличному куполу неба.

«…да святится имя Твое. Да придет царствие Твое, да будет воля Твоя…»

— Дэнни, иди сюда, слышишь? Ты слышишь меня?!

«…как на небесах, так и на земле.