— Я понимаю, как безумно все звучит, — ответил Мэтт. — Но, чтобы тебя успокоить, я скажу, что Бен отнесся к делу вполне разумно. Он рассматривал наши предположения как теорию, которую нужно либо подтвердить, либо опровергнуть, а для этого… — он снова замер, прислушиваясь.

А когда заговорил снова, спокойная уверенность его голоса испугала Сьюзен.

— Наверху кто-то есть, — сказал он.

Она прислушалась. Ничего.

— Вам кажется.

— Я знаю свой дом, — мягко проговорил он. — Кто-то есть в гостевой комнате… теперь слышишь?

И на этот раз она услышала. Отчетливый скрип половицы — как они иногда скрипят в старых домах без всякой видимой причины. Но Сьюзен почудилось в этом звуке что-то большее — что-то невообразимо обманчивое, лицемерное.

— Я поднимусь, — сказал Мэтт.

— Нет!

Слово выскочило без мысли. Она тут же беззвучно сделала себе выговор: ну и кто же сейчас верит в баньши под кроватью?

— Ночью я испугался — и человек умер. Теперь я иду наверх.

— Мистер Берк…

Она они перешли на полушепот. Может быть, наверху все же кто-то есть? Грабитель?

— Говори, — попросил Мэтт. — Когда я пойду — продолжай разговаривать. О чем хочешь.

И не дав ей времени спорить, он встал и вышел.

Быстрая смена событий вызвала у Сьюзен чувство нереальности. Только что они спокойно обсуждали все дело. А сейчас она испугалась. Вопрос: если посадить психиатра в одну комнату с человеком, который воображает себя Наполеоном, и не выпускать несколько лет, кто в конце концов окажется в комнате — два психиатра или двое в смирительных рубашках? Ответ: недостаточно данных.

Она спохватилась и начала: «Мы с Беном собирались в воскресенье в кино в Камдене — знаете, городок, где снимали „Пэйтона“, но теперь, боюсь, придется подождать. Там такая замечательная церквушка…»

Оказалось, она может говорить так без конца, причем вполне разумно. Голова ее не затуманилась от разговоров о вампирах — это спинной мозг, гораздо более древняя сеть нервных узлов, посылал волнами темный ужас.

Этот подъем по лестнице оказался самой трудной вещью, которую пришлось делать в жизни Мэтту Берку. До сегодняшнего вечера он не знал, что все детские страхи — те страхи, которые охватывали его, восьмилетнего, когда он проходил один вечером мимо руин методистской церкви, воображая внутри змееглазых чудовищ; те страхи, которые превращали скомканное одеяло на кроватке трехлетнего мальчика в темный призрак, — все они не умерли, а только отложены до случая.

Он не включил свет. Он медленно шагал со ступеньки на ступеньку, пропустив шестую, скрипящую. Он держался за распятие, и пальцы его так вспотели, что оно выскальзывало.

Неслышно ступая, он прошел через холл. Дверь гостевой комнаты была приотворена. Он оставлял ее закрытой. Снизу неразборчивым бормотанием доносился голос Сьюзен.

Он встал перед дверью. «Вот она — основа всех человеческих страхов, — подумал он. — Закрытая дверь, которая открывается сама».

Он двинулся вперед и толчком распахнул ее.

Майк Райсон лежал на кровати.

Лунный свет лился в окно, превращая комнату в лагуну снов. Мэтт затряс головой. Ему показалось, что он вернулся назад во времени и нужно пойти вниз позвать Бена, потому что Бен еще не в больнице…

Майк открыл глаза.

На секунду они сверкнули в лунном свете — серебро, обрамленное красным.