|
И ко мне возвращалось мужество. Я знал, что должен пробиться ко двору дуче как можно скорее, чтобы связать свою судьбу с его судьбой. Дурную славу фашизму создали не такие идеалисты, как я. Однако я не был бы джентльменом и христианином, если бы не признавался в прошлых привязанностях. Крайности, на которые решались помощники Бенито Муссолини, лучше всего сравнивать с крайностями, к примеру, испанской инквизиции, последовавшей за Фердинандом и Изабеллой в мавританскую Испанию. Они увидели разврат, темные суеверия, упадок, сластолюбивый ориентализм, ученые абстракции — и ответили на священный призыв, изгнав из принадлежавших им земель восемь веков зла и моральных низостей. Они оживили своих людей и вернули им историю. Иногда человек, слишком сильно изводящий себя сомнениями, не может противостоять злу, которое несет его враг. Итальянцы — сентиментальные люди. Им нужен диктатор, нужна дисциплина фашизма, чтобы они стали великими; иначе их одолеет врожденная лень. То, что они повернулись спиной к единственному лидеру, который мог сделать их великими, — лишь новое доказательство моего тезиса. Кто они теперь? Где их богатства? Несколько развалин и фонтаны эпохи Ренессанса, которые можно сдавать в аренду как реквизит для новой синерамной киноэпопеи! Несмотря на всю свою способность к предвидению, в этом случае я различал впереди только светлое будущее. Я видел совершенство.
Скоро шар качался вверху, словно кит, попавший в сети, и синьорина фон Бек принялась запускать небольшой двигатель, грея его до тех пор, пока в клапанах не засвистел обжигающий пар. Горячий воздух удерживался под куполом, но позабытый пропеллер еще не работал. Теперь, когда корзина подпрыгивала, натягивая веревки, летчица решительно взялась за дело; она проверила балласт, осмотрела все детали и обратила особое внимание на аккуратно пришитый кусок синего шелка, который прикрыл часть национальных символов и букв. Мисс фон Бек, словно нимфа, порхала возле двигателя и веревок, улыбаясь всякий раз, когда ее корабль подчинялся командам. Она в волнении высунулась из корзины и помахала рукой Коле, который стоял с открытым от удивления ртом, наблюдая за оживавшим воздушным судном. Все веревки натянулись до предела, а кое-какие, казалось, в любой момент могли порваться или выдернуть из земли колья, к которым были привязаны. Мисс фон Бек попросила нас снять рукав для подачи воздуха и снова радостно помахала ладонью. — Ура! Замечательно! Какая удача, что вы, друзья, оказались рядом! Давайте затащим на борт багаж. Скажите, что вы собираетесь делать с верблюдами? Коля пробормотал что-то грубое. Я обратился к нему по-русски: — Ты снова заговариваешься, Коля, друг мой? Прими ее предложение! Мы можем оказаться в Танжере через неделю! — Или во Французской Экваториальной Африке, — уныло заметил он. — Димка, нельзя направлять в нужную сторону воздушный шар. Но можно идти по дороге. По крайней мере, тогда я буду знать, куда двигаюсь. Оставь ее. Она — привлекательная и опасная женщина. Она живет ради острых ощущений. Я думал, что пока приключений тебе достаточно. Твое предложение не дает никаких очевидных преимуществ. А если мы последуем первоначальному плану, то будем точно знать, куда идем. — К черту, Коля! Рисковать теперь ни к чему. — Он в порядке? — спросила синьорина фон Бек по-английски. — Он боится лететь на вашем корабле, я полагаю, — тоже по-английски ответил я, а потом по-русски добавил: — Здесь для тебя ничего нет, Коля. — Только мерзавец бросил бы бедных верблюдов, — сказал он. — Я остаюсь. Такой аргумент я не мог парировать. Я и сам не хотел покидать свою прекрасную Дядю Тома. И все-таки на этой дороге беззакония у нее было куда больше шансов выжить, чем у меня. Я страдал от чувства вины и никак не мог смириться с мыслью о расставании с Колей. |
