Синьорина фон Бек встала и развернула митральезу. Она, по крайней мере, не забыла, что люди Красной Тени были рифами.

Взобравшись по веревкам, я поднял «ли-энфилд» высоко в воздух, использовав принятый во всей Сахаре знак мирных намерений. Опустившись на песок, я встал на колени и осторожно положил винтовку перед собой. Потом, прижав руку к сердцу, я поднялся на ноги.

Темнокожие наездники остановились в нескольких ярдах от нас; они управляли своими полудикими жеребцами почти незаметными движениями запястий и лодыжек, не переставая громко спорить. У всех были карабины в чехлах; на футлярах виднелось что-то вроде золотых украшений. Это оказались не обычные дикари. Я осторожно сообщил им по-арабски, что мы пришли с миром.

Нас похитили итальянские солдаты, но по благословенной воле Аллаха мы сумели сбежать от жестоких неверных. Обернувшись к Рози фон Бек, я перевел свои слова на итальянский. Она поняла мой намек.

— Эти грязные свиньи! — Рози сделала мелодраматический жест. — Они украли мою одежду! — Она подхватила джард и завернулась в него, скрыв пижаму.

Шифоновый шарф тоже помог ей продемонстрировать скромность. Загорелая кожа моей спутницы не привлекла бы внимания теперь, когда ее лицо было скрыто под ним.

Разряженные наездники не ответили, они продолжали усмехаться и переговариваться, часто указывая на нас и от души смеясь над какими-то грубыми шутками или делая решительные заявления, похоже, насчет нашего происхождения. Зная пустыню, я мог предположить, что многие всадники сочли нас существами сверхъестественной природы.

— Братья, — начал я. — По милости Аллаха мы оказались среди единоверцев! Мы наконец-то в безопасности, жена моя! — И я вознес к небесам несколько театральную молитву.

Но на мои слова не обратили внимания. Всадники оглядывались назад, туда, откуда явились. Взметая бледно-розовую пыль из-под копыт лошадей в светло-голубой вечерний воздух, приближалась еще одна группа верховых. Они скакали из-за горизонта, линию которого нарушали одинокая пальма и разрушенная касба, эти наездники в широких одеяниях, управлявшие конями с той абсолютной бессознательной силой, какая отличает истинных аристократов пустыни. Они были не просто случайными кочевниками! Что, если мы сбились с пути и попали на некую территорию берберов, куда вход всем чужакам воспрещен? Я знал, какое наказание ожидало европейцев, пытавшихся проникнуть в Тимбукту или Мекку. Наше будущее казалось туманным. Я решил, что жизнь или смерть теперь зависят от того, примут ли нас за бедуинов. Между этими двумя народами не было особой приязни, но нас могла бы ожидать по крайней мере трехдневная дайфа, прежде чем они решатся на убийство. А за это время, без сомнения, мы сумели бы изменить положение к лучшему. Придя к такому выводу, я собрался с силами и попытался изобразить настоящего благородного араба.

Пока всадники приближались, я присмотрелся повнимательнее и обнаружил, что на некоторых были только светлые газовые накидки поверх европейского платья. Их оказалось пятеро, а сопровождал их эскорт в таких же костюмах, как и на первых всадниках. Все ехали на превосходных арабских скакунах.