Но я по-настоящему виню их за то, что они повернулись спиной к Богу.

Так же ситуация обстояла и в лагерях. Многие заключенные не замечали очевидных фактов. Они потому и оказались там — а затем было уже слишком поздно. Выжили только те, кто принял реальность происходящего. В «лагере свободы» оставалось мало места для сантиментов, как нам неоднократно напоминал старый комендант. Именно сантименты и привели нас в нынешнее затруднительное положение. Ikh bin eyn Luftmeister. Der Flugzeugführer sitzt im Führersitz… Я вернусь в Город золотой мечты.

Боль начинается у меня в животе. Потом она достигает рта. Я не стал музельманом. Чего еще они хотели от меня? Я носил их полосы. Я носил их звезду. Даже несмотря на то что их наказание было несправедливо, я выполнял свою работу. Такова моя судьба — вечно страдать и отвечать не за собственные действия, а за нелепое решение отца, которого я совсем не знал. Но, полагаю, именно это случается с сыном свободного казака, с ребенком, надолго оставленным на попечение матери. Сразу скажу, я не виню свою мать, но, вероятно, она и вправду сделала меня чрезмерно чувствительным. Эти полосы… Бродманн злорадствовал. Гришенко поднял нагайку. Чтобы я не забыл жертвы своего друга Ермилова. Тогда он подарил мне пистолеты, пистолеты из черного дерева и серебра. Эти полосы… Никто не винил меня за то, что я сделал в Киеве. Эти люди срывают кожу с трупов. Они вырезают свои инициалы на телах. Они чувствуют, что живут, лишь тогда, когда творят какие-то невероятные жестокости с очередным несчастным существом. И этот век, как нас уверяли, должен был стать веком просвещения!

Сегодня по телевидению обсуждают проблему досуга. Какой досуг? Мы на краю нового Средневековья, а они обсуждают организацию вечеринок в раю! Они говорят, что я душевнобольной! Чем их жизнь лучше жизни их предков? У их отцов, по крайней мере, была надежда. А нынешнее поколение смотрит в будущее и видит только упадок и гибель.

Я осторожно изучил содержимое мешка (там действительно лежали лишь мои фильмы), а потом снова посмотрел в окно автомобиля на Джема-эль-Фна. Людей окутывали сумерки, желтое свечение масла и жира заполняло всю площадь настоящими фламандскими красками, а я думал об этой восхитительной заурядности. Как обидно, что не существовало никаких старых арабских мастеров. Чрезмерно буквальная интерпретация Книги Бытия — вот истинная причина. Эти люди цепляются за правила так, как практически все из нас цепляются за жизнь. Чем больше у них правил, тем им удобнее. Я сказал это сварливому истеричному типу на почте, тому Pakistanischer. Он ведет себя так, словно почтовый министр — восточный тиран, который казнит любого за малейшее проявление своеволия. Или этот человек просто демонстрирует свою власть?

Когда автомобиль выбрался за ворота, а потом на дорогу де Сафи, широкую новую трассу, которая вела к темным военным составам за виллой Мажореля, нашему водителю пришлось затормозить: путь преградил массивный «мерседес». Из его пассажирского окна появилось дуло пистолета, затем наружу вышел маленький человек, направившийся к «бьюику», двигатель которого по-прежнему работал. Человечек держал в руках поднос: на нем были чернила, ручка и бумага.

Я поднял ручку, и «мерседес» отодвинулся в сторону, освобождая дорогу такси.