|
* * *
Чтобы долю горемычную
без печали принимать,
укрепляют люди личную
веру в Бога, душу, мать.
* * *
В России не закончилась эпоха
предательства и рабского молчания,
порой ещё кричат, но слышно плохо,
а громко – лишь согласное мычание.
* * *
Всегда евреи за свободу
стояли твердо – с целью вредной
внедрять отраву, гнусь и шкоду
в невинный дух России бедной.
* * *
Стирается на время если грань —
условия, критерии, барьеры, —
то сразу же немыслимая срань
стремительные делает карьеры.
* * *
С российским начальством контакты
похожи в любой из моментов
на очень интимные акты,
где женская роль – у клиентов.
* * *
Бессильные кремлёвские призывы
припасть к патриотизму как опоре
напрасны, как натужные позывы,
томящие страдальца при запоре.
* * *
Какую бы ни гнали мы волну,
каких ни сочинили наворотов,
никак не скрыть еврейскую вину
в бездарности российских патриотов.
* * *
Кого я ни припомню, все подряд
убийцы – в унисон, как на заказ, —
твердили, что не знали, что творят,
и плакали, что был такой приказ.
* * *
Трепеща как осиновый лист
и прохожим кивая приветно,
по России бредёт сионист
и евреев зовёт безответно.
* * *
От юных кудрей и до тягостной
сенильной поры облысения
висит над евреями сладостный
и вязкий соблазн обрусения.
* * *
Такая в ней мечта и пластика,
что, ни за что не извиняясь,
опять вернулась к жизни свастика,
по месту видоизменяясь.
* * *
Пишу я о России без лукавства
и выстудив душевное смятение:
повсюдное цветение мерзавства —
кошмарное, но всё-таки цветение.
* * *
Светлы юнцов тугие лица
с печатью сметки и проворности,
и так духовность в них дымится,
что явно требует соборности.
* * *
Мне кажется – куда я взгляд ни кину,
фортуна так Россию подвела
в отместку, что икону и дубину
строгали здесь из общего ствола.
* * *
России вновь не повезло,
никто не ждал такой напасти:
разнокалиберное зло
опять взошло к вершине власти.
* * *
Мне боль несёт российской жизни эхо
с ожоговым стыдом наполовину;
похоже, из России я уехал,
не смогши перерезать пуповину.
Шестой иерусалимский дневник
Часть первая
* * *
В любой мелькающей эпохе,
везде стуча о стену лбами,
мы были фраеры и лохи,
однако не были жлобами.
* * *
Не то чтобы печален я и грустен,
а просто стали мысли несуразны:
мир личности настолько захолустен,
что скукой рождены его соблазны.
* * *
Реальность этой жизни так паскудна,
что рвется, изнывая, на куски
душа моя, слепившаяся скудно
из жалости, тревоги и тоски. |