— Это Инга. Работы Пенского.

Шибаев впился взглядом в женщину на портрете, снова невольно пытаясь найти сходство с той, другой Ингой, но с облегчением понял, что сходства между ними и тут нет — это была чужая женщина, с чужим лицом, с чужими длинными волосами. Кто такой Пенский, он не знал, но спрашивать не стал.

Пианино, вопреки ожиданиям, было рыжее, а не зеленое — единственное здесь теплое пятно. Равно как и обтянутый рыжим бархатом табурет. Наверху стояла большая фотография в серебряной рамке: смеющиеся мужчина и женщина с лыжами на фоне заснеженных гор. Женщина с портрета. По стеклу веером разбегались трещинки…

— Крышка пианино была закрыта? — спросил он.

— Открыта. Я закрыла, а потом только сообразила, что не нужно было…

— Какая была музыка?

— Простите?

— Мелодия. Что-нибудь знакомое?

— Понятия не имею, Инга не говорила.

— Ваша сестра играла?

— Изредка. Она окончила музыкальную школу.

Шибаев стоял на пороге, рассматривая гостиную.

— Что-нибудь было не так, когда вы пришли?

— Фотография лежала на полу… — Она кивнула на фотографию в серебряной рамочке. — Изображением вниз.

— Это ваша сестра с мужем?

— Да. Восемь лет назад. Они тогда много ездили.

— Можно взглянуть?

— Да, да, конечно.

Он взял фотографию. Потрогал трещины на стекле.

— Я поменяю… — проговорила Елена Федоровна. — Руки не дошли.

— Инга жаловалась на мужа?

— Я понимаю, о чем вы. Я уверена, что фотография упала случайно. Она не жаловалась на Володю. Они давно потеряли друг к дружке интерес…

— Вы не могли бы раздернуть шторы? — вдруг сказал Шибаев.

Она, похоже, не удивилась. Подошла к окну и потянула за толстый витой шнур. Шторы, качнувшись, разошлись в стороны, и в комнату заглянуло солнце.

— Что это? — Шибаев указал на большое едва заметное мутноватое пятно посреди комнаты.

— Там была разлита вода, я забыла упомянуть. Когда я пришла, она почти высохла. Ваза лежала на полу, и цветы… тоже. Три белые лилии.

— Ваза… эта?

— Да. Видимо, Инга опрокинула ее ночью. Или… — она запнулась.

Шибаев взял вазу. Она была целой.

— Где она лежала?

— Около столика, вот здесь. Удивительно, что она не разбилась, стекло очень тонкое.

— Вы предполагаете, что ваша сестра услышала ночью музыку и пошла посмотреть. Опрокинула вазу, потом сбросила фотографию… случайно.

— Я думаю, она упала — поскользнулась, когда разлилась вода.

— Почему вы так думаете?

— Ее ночная сорочка была влажной.

— То есть она вернулась в спальню и сразу легла, не переодевшись?

Елена Федоровна пожала плечами.

— Должно быть. Она была напугана. Позвонила мне, попросила приехать, а я сказала, что приеду утром. Кроме того… — Елена Федоровна замялась. — Она пила вино, в спальне были пустая бутылка и бокал. Их тоже забрали… из полиции.

— Во сколько она вам звонила?

— В два тридцать пять, я посмотрела на часы.

Шибаев проверил окна и двери и не нашел никаких следов взлома. Спросил про подруг Инги. Елена Федоровна была знакома лишь с одной, той, что в прошлом году встречала с ними Новый год.

— Она косметолог, сунула мне свою карточку. Сказала, что сделает из меня… куколку, — женщина угрюмо усмехнулась.