Итак, даже проявления характеров князей в их политике часто не так однозначны, как кажутся при поверхностном взгляде. Их поведение в быту, со своими семьями остается совершенно закрытым для исследователя, отчасти потому, что «домашнего» бытия, отдельного от общественного, знатный человек Средневековья не имел. Вся жизнь князя проходила в походах, управлении подданными, развлечениях и пирах с дружиной и собратьями. Смыслом этой жизни по определению было именно властвование — в идеале справедливое и милосердное, христианское. Это дает понять единственный памятник, из которого мы можем получить информацию об образе мыслей древнерусского князя из первых рук, — «Поучение Владимира Мономаха детям». В нем есть советы по семейной жизни, но их ничтожно мало по сравнению с советами по устроению жизни государственной.

Жен полагалось любить, по слову апостола Павла, — об этом напоминает и Мономах. Как и повсюду, на Руси воинская культура выработала на народных и библейских основах образ идеальных супружеских отношений: верная и любящая жена ждет мужа из похода, следя за его достоянием, он мечтает о ее объятиях, но может прийти час, когда ей придется оплакивать погибшего или тосковать о плененном. «Плач Ярославны» в «Слове» — наиболее известное и яркое воплощение этого образа любви, пылкой, жертвенной, изнемогающей в разлуке. Однако в реальности идеал, увы, не всегда обретал воплощение именно в супружестве. Как и во все времена, бывало, что князья бросали судьбы своих государств на алтарь страсти к неравным. Так, Ярослав Осмомысл, отец Ярославны, предназначил престол сыну от наложницы, вызвав тем самым страшную смуту в Галиче.

Любил ли свою вторую жену Святослав Ольгович? Скорее всего, любил, иначе не женился бы вопреки воле епископа, вступив в конфликт с только что обретенным городом. Если бы брак заключался из каких-то политических соображений, то, надо думать, запрет Нифонта перевесил бы их. То, что Игорь не был их последним ребенком, свидетельствует о том, что чувства Святослава не остыли и в начале 1150-х годов, когда княгине было уже около тридцати. О наличии у Святослава наложниц ничего не известно. Если Олег, как обоснованно считается, был сыном от этого же брака, то у супругов родились три сына и три дочери (помимо жены Романа Ростиславича и родившейся в 1149 году Марии, это еще и неизвестная по имени жена Владимира Андреевича Дорогобужского).

Образ князя, готового умереть, лишь бы не видеть пленения супруги и детей собственным двоюродным братом, — неоднозначный для нас, но вполне вписывавшийся в представления того времени и того социального слоя о любви и чести. Образ князя, берущего с собой жену на сносях то на съезд, то в военный поход или покидающего ее накануне родов ради похода, — еще более неоднозначный на современный взгляд. Но у летописца эти поступки вызывают, кажется, лишь легкое удивление. Когда обязательства супружеской любви и княжеско-воинской чести вступали в противоречие, следовало либо выбрать что-то одно, либо соединить их — исполняя долг вождя, не разлучаться с супругой.

Итак, жена была очень дорога Святославу. Семья же как таковая вряд ли являлась для него большей или же меньшей ценностью, нежели для его сородичей. Семья — средство продолжить династию, сохранить и усилить свой род. Преданность ей — часть преданности роду в целом, часть долга властителя. Создание семьи, обзаведение потомством не являлись для князей самоцелью. Игорь Ольгович был женат, но детей у него не было. Однако не это помешало ему занять великокняжеский престол. Несмотря на бездетность, он какое-то время числился главой Ольговичей — отсутствие у него наследников было даже выгодно родственникам, поскольку не увеличивалось число будущих конкурентов.