– Хорошенькое дело! Это ж проклятые немцы! Зачем нам стараться для них?

Лица ежившихся на ветру людей выражали разные чувства: одни соглашались с французом, другие были не против помочь, но побаивались.

– Может, ты и прав! – крикнул Штейнер. – У меня нет времени спорить! Кто хочет помочь – забирайся в грузовики, кто не хочет – черт с вами! Одни справимся!

Он спрыгнул на землю. Рабочие «Тодта» не двигались, и лишь некоторые заспорили друг с другом. Поддержка пришла неожиданно. В кузов грузовика забрался Фитцджеральд и обратился к людям. Выглядел он ни дать ни взять античным героем – не хватало только меча в руке.

– Вы все знаете меня! Я – американец. Когда спасательная шлюпка выйдет в море, мои люди будут на борту вместе с полковником Морганом и мистером Скалли – англичанами. Вместе с унтер-офицером Штейнером и его людьми – немцами и австрийцами. В море гибнут люди! Кто они – значения не имеет. Им нужна помощь. Хватит болтать, по машинам!

Это сработало – не сразу, но сработало. Человек тридцать – сорок кинулись к грузовикам без разговоров. За ними не очень охотно пустился еще с десяток. Осталась горстка рабочих «Тодта»; они колебались, но разноязыкий хор призывов и ругани сделал свое дело – все быстро разместились по грузовикам.

Я оказался в замыкающей колонну машине. Когда мы отъехали, с якорей сорвалась еще одна рыбацкая шхуна, ударилась о волнолом и разлетелась вдребезги. «Лишь бы это не был дурной знак», – мысленно помолился я.

Ветер становился все сильнее и сильнее, покуда мы катились под гору к Гранвилю. Возле дома Сеньора у буковых деревьев ломались сучья и ветки, а грузовики угрожающе раскачивались из стороны в сторону.

Я ломал голову: одна из трудностей задуманного дела – узкие островные дороги. Грузовики, естественно, до берега пройти не могли, мы выгружались на краю деревни. Но если для грузовиков узкая дорога – не помеха, то что говорить об «Оуэне Моргане»? Ширина корпуса, насколько я помнил, около одиннадцати футов, на поворотах может не пройти.

Я поделился с этим Шелленбергом, который, кивнув, сказал:

– Все, что будет мешать, – снесем, но сначала вытащим шлюпку.

Ангар был построен из бетонных панелей. Шелленберг послал с полдесятка саперов во главе со Шмидтом внутрь; вооруженные десятифунтовыми кувалдами, они разнесли панели задней стены, потратив на это не более двух-трех минут.

И вот шлюпка «Оуэн Морган» уже стояла на виду у всех, гладкая и красивая, окрашенная в голубой и белый цвета, показывая своей ухоженностью, на что способны руки заботливого Эзры. Но она сидела на своих салазках уже пять лет – пять лет без моря! Когда я, подталкиваемый толпой, подошел поближе, то впервые задумался: что, если она не оправдает надежд?

Времени для сомнений уже не было, и Эзра принялся за дело. Он стал показывать, где закрепить тросы. Ко мне, проталкиваясь сквозь толпу, подошел Фитцджеральд.

– Дела идут, а? – сказал он с улыбкой. – Чудесное зрелище, ей-богу, сам не ожидал. Вы только посмотрите на лица людей!

Он был прав. Настроение толпы изменилось, появилось больше улыбок, чем я замечал прежде, всех охватило приятное возбуждение.

Салазки обвязали канатами, руки добровольцев ухватились за них. Фитцджеральд, держась за канат, обернулся ко мне с сияющим лицом и крикнул:

– Тянем все, Морган, каково? Ей-богу, самое лучшее дело из всех, что мне довелось делать.

Именно этого ему не хватало, этого жаждала его душа – единения человеческих существ, величественного самопожертвования, совместной работы во имя достойной цели. Совсем не похоже на войну, где с виду все вместе, а на деле – каждый за себя, и вовсе ничего общего с каторжным трудом во вражеском плену.