Больше он не сказал ни слова.

— Думайте. Я приду завтра.

Я думал всю ночь. И не придумал ничего. Они были сильнее по всем пунктам. Вкруговую. Я попал в положение хорошо натасканной собаки, которую судьба вывела вдруг против тигра. Да, я умел лаять, наскакивать, рвать глотки. Я умел много больше других собак. Но я не умел побеждать в схватке с тигром! У нас были разные весовые категории. Единственное, что я мог, — это укусить полосатого великана за хвост и мгновенно погибнуть под ударом могучей лапы.

Лезть в подобную не сулящую ни славы, ни победы драку — себя не уважать. Я не сторонник колочения лбом по броне танка. Если, конечно, тот лоб не бронебойный. Я привык бросаться в драки, которые обещают хотя бы один шанс на победу из ста. Хотя бы полшанса. И еще я бросаюсь в драку, когда за моей спиной кто-то стоит. В этот раз за моей спиной была пустота.

Мне действительно некуда было бежать. И незачем. Президент предал меня. Он получил то, что желал, и отдал переставшую ему быть нужной пешку. Я не прошел в ферзи. Хотя и дошел до последнего ряда клеток. Меня просто сбросили с доски щелчком пальца.

Идейная борьба кончена. Идейная борьба оказалась фикцией. Мне некому больше служить. Мне бы теперь только жизнь спасти. Если ее еще имеет смысл спасать.

— Вы предложили вскрыть карты? Давайте вскроем последнюю, — потребовал я в начале нашего следующего разговора. — Меня сдал Президент?

— Вам обязательно нужно это знать?

— Обязательно. Без этого дальнейшего нашего разговора не получится.

— Вы знаете пословицу про спящего льва, которого лучше не дергать за усы?

— Меня сдал Президент?

— Одумайтесь! Человеку не всегда полезно знать то, что он хочет знать. Ведь вы же не стали спрашивать меня о Руководителе своего Учреждения. На это у вас хватило разума.

— Меня сдал Президент?

— Вы все равно не сможете осознать правду, даже если узнаете ее…

— Президент? Я спрашиваю последний раз и после этого замолкаю.

Тишина. Наверное, целую минуту.

И ответ. О котором я догадывался заранее. Который я не хотел слышать.

— Да. В какой-то степени.

— Значит, сдал!

— Я предупреждал — вы все неправильно поймете…

— Сдал!

— У вас будут еще вопросы?

— Будут…

Теперь я не хотел молчать. Теперь мне было не для кого молчать. Теперь мне было все равно. И-я задал давно мучивший меня вопрос:

— Президент был в машине? Тогда. Во время покушения.

Пауза на размышление.

— Был.

И вдруг я осознал всю двусмысленность своего вопроса и всю убийственную однозначность ответа на него. Я понял, что, сам того не желая, и его, и себя загнал в ловушку.

— Откуда вы это знаете?!

— Потому что я планировал это покушение. По просьбе Президента.

Я не понял, что он сказал. Я не мог понять, что он сказал. Я не хотел понять, что он сказал.

— Покушения не было? НЕ БЫЛО?!!

— В том смысле, в каком понимаете вы, — нет!

Наверное, я действительно зря дергал за усы дремавшего льва. Наверное, он был прав, предупреждая меня о моей глупой затее.

ПОКУШЕНИЯ НЕ БЫЛО!

Теперь это было очевидно.

Президент подкладывал бомбу сам под себя! Президент разыгрывал какую-то хитрую комбинацию, в которой ему нужны были жертвы. Ему нужны были жертвы, чтобы развязать себе руки.

Президент поджигал рейхстаг!

— Вы все правильно поняли, — сказал, словно прочитал мои мысли, мой похожий на сатану собеседник. — Президенту действительно нужны были жертвы.