В режиме угрозы от охраны нельзя требовать соблюдения дипломатического этикета. В этот момент охрана получает исключительные права, оспаривать которые, единственным своим голосом, не может даже Президент. И в первую очередь сам Президент. Потому что телохранители несут ответственность за его жизнь большую, чем даже он сам. Потому что подчиниться Президенту, который в вопросах безопасности смыслит не больше любого прохожего, — значит, непрофессионально исполнить свой долг. Значит, подставить его под удар. В этом смысле первое лицо государства ничем не отличается от рядового зеваки, встречающего его в аэропорту. И если так сложатся обстоятельства, с ним церемониться тоже особо не будут — и на землю уронят, и сверху навалятся, и еще, если быстро поворачиваться не будет, силу применят.

Не может охрана позволить себе чрезмерную вежливость, потому что не может допустить покушения на подзащитного. Потому что вежливость, чреватая смертью, — плохая вежливость.

И если кто-то скажет, что визит Президента начался не так, как должно, он скажет неправду. Визит Президента начался так, как и следует в сложившихся обстоятельствах.

Визит Президента начался…

Технолог не спешил. Технологу некуда было спешить. Он столько раз выверял свой путь, что знал, где и во сколько он будет, с точностью до одного мгновения. Он не мог опоздать. Он мог прийти только чуть раньше. Но это свидетельствовало бы о его опасно тревожном состоянии. Технолог не мог позволить себе сильных эмоций. Эмоции способны провалить любое дело. Если бы он почувствовал, что боится, сомневается или испытывает чувство нездорового азарта, он бы немедленно отказался от задуманного. Но он был спокоен. Как станок, обтачивающий деталь в автоматическом режиме. Ровные обороты, единственно возможный угол подвода резца и гарантированный выход изделия, точно соответствующего утвержденному чертежу. Только такой подход мог обеспечить успех и сохранение собственной жизни.

Технолог пришел вовремя.

— Все нормально? — спросил его крановщик.

— Все как договаривались, — подтвердил Технолог. — Деньги после работы.

— Рисковый ты мужик! — то ли удивился, то ли восхитился крановщик.

— Это не я рисковый, а моя жена, раз на такое решилась.

— Ну, не знаю, не знаю, я бы на такую высоту ни за какие коврижки не полез! Черт с ней, пусть бы гуляла! Ну, узнаешь ты правду, увидишь ее хахаля, и что? Разведешься. Так ты и так можешь развестись, раз перестал ей доверять. Не пойму я тебя, мужик, честное слово!

— А тебе деньги платят не для того, чтобы ты понимал, а чтобы делу помогал. Чего ты ко мне пристаешь? Может, я ее люблю? Врубаешься? Люблю! Остальное не твоего ума дело.

— Тоже верно, — почесал в затылке крановщик. — Каждому свои сопли солоны. Когда поднимать-то?

— Ровно через девять минут.

— Так точно?

— Именно так!

«Черт его знает, может, хахаль ровно через девять минут должен к его благоверной прийти? — подумал крановщик. — Странный какой-то мужик. Расстроенный вконец. Правда, я бы, наверное, тоже не очень радовался сооруди моя жинка на моей макушке рога. Может, я еще чего хуже учудил. Может, он и не так глупо поступает желая собственными глазами увидеть измену своей супруги. По крайней мере не будет мучиться сомнениями. Ему в облегчение, и мне в прибыток. За такие деньги я бы его куда хошь поднял, хоть прямиком на небо».

Технолог взглянул на часы.

— Пора.

— Это как скажешь.