Елена Степановна жаловалась сослуживцам, что Лена не понимает матери, эгоистична, своенравна и неуважительна.
«Третий кит» тоже был подмечен Сосновским. Он знал, что Лена Хохлова встречалась с Зайцевым, причем встречи носили характер довольно серьезный, и мать против них категорически возражала.
Прикинув все это, Боб рискнул довериться смелому предположению. Теория его выглядела следующим образом. Лена и Зайцев были скованы в своих поступках. Лена — матерью, Зайцев — женой. Постепенно, а возможно и неожиданно, они пришли к решению разрубить гордиев узел одним ударом. Психологически решение соответствовало характеру обоих — себялюбивых, не привыкших отказывать в желаниях молодых людей. В результате возник план похитить деньги и, обеспечив материальную независимость, начать новую жизнь. Взять деньги было удобно Зайцеву, ключ же могла подготовить Лена, сделав дома слепок. Видимо, в тот же день она решила уйти от матери, переселиться к Зайцеву или уехать в другой город, но Зайцев оказался умнее и посоветовал ей вернуться и выждать, чем все кончится, не привлекая внимания. Вот объяснение неожиданного рейса с чемоданом. Понятно было и поведение Лены в ходе следствия. Она не ожидала, что на мать падет главное подозрение, и, будучи скорее неумной, чем бездушной, испытывала угрызения совести и всячески старалась помочь матери.
Чем больше размышлял Сосновский над этой схемой, тем больше она ему нравилась и поднимала настроение.
Сосновский сошел с автобуса возле рынка, где пахло сеном и бензином, и легко зашагал в ближний переулок.
Вадим Зайцев жил в очень старом жактовском доме, который еще до войны нуждался в капитальном ремонте, а после неоднократно предназначался на слом, но так и не был ни снесен, ни отремонтирован и держался каким-то чудом, давая старожилам возможность лишний раз побрюзжать о том, что раньше не так строили, как сейчас.
Две женщины переругивались во дворе, одна — в пальто, накинутом поверх длинного неряшливого капота — стояла на балконе, другая — с накрашенным восточным лицом, в ботах с металлическими пряжками — отвечала ей снизу.
— Вы просто не любите животных, — говорила женщина с балкона. — Несознательная вы!
— А ты сознательная? Я сколько раз говорила: смотри за котом. Кто кошку держит, за ней смотреть нужно.
Сосновскому была нужна соседка Зайцева.
— Уважаемые гражданочки, простите, что прерываю дискуссию. Не скажете ли вы мне, где проживает Фатима Ахметовна Гаджиева?
Верхняя энергично указала пальцем:
— Вот она, полюбуйтесь!
— Благодарю, — поклонился Боб. — Фатима Ахметовна, не уделите ли мне несколько минут?
— А вы кто будете?
— Все узнаете, если пригласите, так сказать, под крышу.
— Ну заходите, тут я живу.
И она двинулась к одной из дверей, выходивших во двор.
Они прошли коридорчик, где стояла газовая плитка. Больше Борис ничего не рассмотрел, потому что было темно. Зато комната оказалась светлой и просторной, несмотря на обилие вещей. Целую стену занимала огромная, в позолоченной раме, «Гибель Помпеи». Лица пострадавших от стихийного бедствия римских граждан вызывали сочувствие. Все остальное в комнате было таким же красивым, как и картина. Диван обтянут живописным ярко-красным бараканом, на окнах — плюшевые занавеси, над столом — бронзовая люстра.
Боб сделал вид, что одобряет вкус хозяйки:
— Как у вас нарядно! Прекрасная картина!
И сразу понял, что попал на нужную волну.
— Понравилась? Человеку хочется, чтобы все красиво было.
— Непременно. Об этом и Чехов говорит, Антон Павлович… Да! Я же не представился. Меня зовут Борис. Я работаю в милиции. |