Я надеюсь, что могу угостить вас от чистого сердца, не нарушая уголовный кодекс. Пока у меня нет необходимости давать вам взятки. Наоборот, вы меня обяжете, если посидите часок со стариком, выбитым из привычной тарелки… Или колеи? Как это правильно? Я, однако, пренебрег предписаниями медицины и перегрузил печень. Впрочем, не только печень. И сердце, и сосуды… Короче, все, что перегружать воспрещается.
И, не дожидаясь согласия или возражения Мазина, он наполнил принесенную Леонтием чистую рюмку.
— Это не коньяк, но думаю, не хуже. Травничок такой. По-моему, гениальное изобретение. Обжигает рот и теплит душу. Выпьем за вас, потому что за меня сейчас пить смешно.
Травничок и в самом деле оказался как огонь. Холодная свежая икра ложилась на него замечательно.
— Травничок неплох!
— Я же говорил. Отменная вещь. Призрак беззаботного прошлого, когда люди думали о развитии тяжелой индустрии меньше, чем сейчас.
Мазин вдруг перестал удивляться всему, что говорит профессор, и даже подумал, что ничего неприятного не происходит и он, наоборот, может очень удачно отвлечься от дел текущих в этой непривычной обстановке. Он поднял вторую рюмку. А потом неожиданно для себя сказал:
— Ваша жена исчезла, профессор.
— Как — исчезла?
Они посмотрели друг на друга, и Игорь увидел, что Филин не актерствует, а удивлен искренне и даже не вполне понимает его.
— Она не приехала в Куйбышев.
— Где же она тогда?
— Мы не знаем. А вы?
Филин не возмутился и не стал переубеждать:
— И я не знаю.
Тогда Мазин рассказал о разговоре с Куйбышевом.
— Это чертовски осложняет положение.
— Еще бы! Теперь вы начнете искать ее у меня на даче, в подвале или, еще хуже, срывать паркет.
— Паркет срывать не будем, но искать придется, хотя совсем недавно я был уверен, что ваша жена нам абсолютно не нужна.
— А теперь?
— Теперь ее нужно искать, — повторил Игорь, потянулся к графинчику и налил третью рюмку.
Леонтий поставил на стол тарелку дымящейся, ароматной ухи. Профессор проводил его туповатым каким-то взглядом и тоже плеснул в бокал настойки.
— Пожалуй, и я выпью. Эта история действует мне на нервы.
— Вам что… Мне она жизни не дает.
— Неужели у вас до сих пор нет ощутимой нити?
Игорь выпил и почувствовал себя успокоенным.
Ему хотелось рассказать обо всем, что наболело, что не давало покоя, этому выбитому из колеи старику, который сидит в одиночестве в старомодном ресторане, воображая, что помолодел на сорок лет.
— У нас их слишком много. И каждая кажется самой верной. До поры до времени…
— Какая же была последней?
— Последней была простая. Деньги взял Зайцев. Кранца убил Живых. А Зайцев — его самого, потому что Живых догадался, что деньги у Зайцева, и начал его шантажировать.
— А зачем Живых убил Кранца?
— Из мести. Вы же сами подсказали мне эту версию.
Филин намазал икру на кусочек белой булки:
— В ваших догадках есть определенная система.
— Которая трещит по всем швам.
— Почему же?
— В нее вламываются новые люди.
— То есть Устинов и моя бывшая жена?
Мазин помешал ложкой в тарелке. Над тарелкой поднялся пар.
— Не обожгитесь. Леонтий любит подавать с пылу с жару.
— Я вижу. Вы правы. Оба они нам ни к чему.
— Интересно. А если они вломились не случайно?
— Другими словами, Устинов вор, а может быть, и похуже, предатель, а ваша жена…
— Моя бывшая жена…
— Ваша бывшая жена грабила кассы?
— Вы отличный молодой человек, Игорь Николаевич. |