Устинов нахмурил брови:

— Меня? Вранье!

— Почему вранье? Почему я должен верить вам, а не человеку, который вас видел?

— Не мог меня никто видеть, раз я там не был. — Прием этот ваш нехороший.

— Это не прием. Вас видели.

— Та-ак, — протянул бухгалтер, будто осознав наконец о чем идет речь. — Выходит, я и деньги взял, и Зайцева убил?

— Мы должны узнать, как погиб Зайцев. Потому что Зайцев раздавил Живых, а тот, в свою очередь, убил Кранца.

— Вот оно что! Не ожидал, нет, совсем не ожидал такого.

— Ну, теперь вы понимаете, о чем речь?

— Как не понять, когда хорошо объясняют. Понял лучше некуда. Спасаться нужно, а не то удавка на шею. Так-так. Ну, спрашивайте, однако.

Мазин хотел снова спросить, зачем главбух приходил к Зайцеву, но ход его мыслей вдруг изменился.

— Брали вы у Коломийцева пленку со снимками для газеты?

— Брал.

— С какой целью?

— Тщеславной. Себя увековечить захотелось. В смысле карточку на память сделать.

— Кто делал вам снимок? Вы сами?

— Нет. Я не могу. Зайцев делал.

— Вы передали пленку ему?

— Вот именно.

— И он по вашему поручению увеличил эту часть снимка?

Мазин достал обрывок фотографии.

— Любопытно. Зачем же это?

— Для того, чтобы Живых изготовил ключ для сейфа.

— Ну зачем же в Москву через Сибирь ехать? По такой карточке ключ подгонять да подгонять! Уж если б мы этакое дело затеяли, то и проще могли б сработать. Ключ-то у Елены Степановны, случалось, на столе лежал. Слепок бы сделали.

Игорь и сам считал так.

— К сожалению, факты говорят другое. Снимок мы нашли у Живых. Сделан он с пленки, которая побывала в руках у вас и у Зайцева. Вы оба общались c Живых. На обороте, как видите, обозначен ваш дом. Кстати, в прошлую беседу вы уверяли, что Живых давно не видели?

— Точно так.

— Однако признавали, что он заходил в ваш подъезд?

— Было такое. Но не «признавал» я, а сам упомянул.

Устинов потянулся к графину:

— Водички позволите?

— Пожалуйста.

Он налил полстакана, выпил всю, налил еще немного:

— Не слишком ли крепко вы за меня взялись?

— Против вас существуют серьезные улики.

— Мне бы хотелось со свидетелями вашими повидаться.

— Вы имеете на это право. А теперь скажите все-таки, зачем вы приходили к Зайцеву.

— В воскресенье?

— Да, в протоколе с ваших слов записано — в воскресенье.

— Не хотелось бы мне говорить… — Устинов произнес это раздумчиво, словно самому себе. — Поверьте, никакого отношения ко всем вашим преступлениям мой визит не имел. Да и будь я преступником, разве б не придумал что-нибудь убедительное?

Игорь надавил на перо:

— Удивительный вы человек! Признаете то, что может вам повредить, а то, что помочь может, не признаете. Ведь признали ж вы, что мундштук ваш, — признали. Что забыли его у Зайцева — признали. Что пленку брали — признали. Это ж все против вас свидетельствует. Так скажите что-нибудь в защиту! Опровергните эти факты!

— Как я могу опровергнуть то, что было? Все, что вы назвали, было. Спорить не могу.

«Кто же он, черт возьми? Тупица? Честный человек? Опытнейший преступник?»

— Хорошо! Не говорите. Поговорим о другом. Вы помните тот день, когда приемник, стоявший у вас в бухгалтерии, вынесли из института?

Устинов наморщил лоб:

— И приемник, значит, участвует?

— Участвует!

— Что ж… И здесь признать придется Приемничек я использовал.