Шел мелкий дождь. Сенте казалось, что он моросит в ее собственном сердце. Она старалась приободриться.
— Это глупо, — говорила она, — давать волю своим нервам.
Джорджи телефонировала:
— Мы должны отпраздновать перемирие. Идем куда-нибудь. Захвати с собой Сильвестра.
Сильвестр сейчас же согласился. Ему страшно нравилась Джорджи, ее дом на Брютон-стрит и тон веселья, доминировавший там. Войдя к Сенте в комнату, он стал причесываться. Глядя на него, Сента подумала: «Какой Сильвестр интересный мужчина. И неудивительно. За четыре года он мог, конечно, измениться к лучшему».
— Сента, пойдем тоже с нами, — сказал он ей, отвернувшись от зеркала. Положив ей руки на плечи, он спросил: — Какой смысл тебе так горевать?
Чувствуя, что слезы снова подступают, она сказала:
— Я понимаю, что нет смысла, но чувствую себя еще очень слабой. Пойди ты один.
Она услышала, как он веселым голосом позвал такси и уехал. Вскоре улицы погрузились в тишину.
В комнату вошла Клое:
— Сента, зашел добрый приятель Сильвестра. Я часто слышала его имя. Майкл Торрес. Он хотел повидать Сильвестра, но когда я сказала ему, что Сильвестра нет дома, он спросил, нельзя ли повидать тебя.
Сента спросила:
— Как ты думаешь, может быть, мистер Торрес поднимется ко мне?
— Хорошо, я принесу сандвичей и сладостей.
Слегка прихрамывая и мило улыбаясь, вошел Майкл Торрес. Сенту немного удивило, что он был такого высокого роста. Последний раз, когда она его видела, он был совершенно другим, а сегодня выглядел очень элегантным.
— Итак, мы опять встретились с вами, — сказал Торрес, пожимая руку Сенты.
— Сильвестр, вероятно, сегодня пошел праздновать?
— Да, он у одной из моих приятельниц, Джорджи Корнуоль.
— О, я ее знаю. Мой кузен Маунтхевен — ее знакомый.
Внимательно присмотревшись к Сенте, он сказал:
— Вы все еще выглядите довольно слабой. Мне кажется, что вы серьезно болели.
— Нет, всего только инфлуэнцой. Но эта болезнь оставила после себя невероятную слабость. Когда вы вошли, я думала о том, что мне делать.
— Все так изменилось. У кого есть свободное время, тот должен над этим задуматься, — ответил Торрес. — Меня интересует журналистика. Писали ли вы когда-нибудь?
— Никогда.
— Почему бы вам не попробовать? Мне всегда казалось, что многие могли бы писать, если бы только захотели заставить себя.
— А мне кажется, что к этому я тоже неспособна.
— А вы попробуйте. Быть может, что-нибудь получится. Сначала я писал небольшие специальные речи и маленькие статейки для моего начальства и для прочих «великих людей». Но теперь думаю сам заняться беллетристикой. Ведь, в конце концов, в моей жизни было больше событий, чем во всех тех книгах, которые я когда-либо читал.
— Расскажите мне хотя бы одно ваше приключение, — попросила Сента.
Когда Клое вошла, неся поднос с кексом и виски, он вскочил и весело обратился к ней:
— Я убеждал мисс Гордон стать достойной подражательницей Жорж Санд.
Клое засмеялась.
— Но каким же образом? — Слушая, как Торрес развивал свою теорию о писателях, она присела на маленькую старую кушетку, внимательно глядя на него.
— Приходите ко мне в контору. Обещаете? — прощаясь, сказал он Сенте, — я, к сожалению, не могу дольше оставаться, так как приглашен в несколько мест праздновать перемирие.
Но, выйдя из Кемпден-Хилля, он даже не подумал позвать такси, пока не дошел до Кенсингтон-Хайстрит. |