Рядом с Татьяной на диване лежал Афонькин. Он не курил сигареты, не читал детективы и не отвечал на телефонные звонки. Афонькин просто лежал и смотрел в потолок.

При этом он думал: «Я смотрю в потолок».

Иногда Афонькин посещал своё любимое кафе «Сюрприз».

В прошлый раз в качестве сюрприза у Афонькина был дохлый таракан в салате.

На сей раз в чашке с кофе плавала живая муха.

«Муха плавает», — думал Афонькин.

«Вот блин, — думала муха, перебирая лапками, — как глупо утонуть в несладком кофе».

Афонькин выловил муху и отщелкнул в сторону. Муха больно ударилась головой о стену и чуть не потеряла сознание.

Афонькин выпил кофе и пошёл на вокзал. Он решил уехать в город своего детства.

Кассирша в кассе спала. Ей снилось, что она Клеопатра.

Афонькин разбудил кассиршу, купил билет и сел в поезд.

Поезд поехал. За окном была Россия.

«Россия», — думал Афонькин.

Когда наступила ночь, Афонькин всё ещё смотрел на Россию, но видел лишь своё слабое отражение на стекле.

«Это я, — думал он. — Афонькин».

На следующее утро Афонькин приехал в город своего детства.

Здесь он родился; здесь и умер.

О том, что он уже умер, Афонькин не знал.

А родился он так. Презервативов в аптеке не было, поэтому отец Афонькина решил попробовать с детским воздушным шариком. В самый ответственный момент шарик лопнул.

Но это ещё не всё.

В книжном магазине продавались только материалы партийных съездов, пособия по свиноводству и справочники по металлургии. Поэтому мать Афонькина каждый день, наклоняясь над раковиной, с удивлением думала: «Ну, позавчера я, положим, грибами отравилась, вчера — консервами, а сегодня–то чем?.. Компотом?..»

После этого Афонькин появился на свет и пошёл в детский садик.

Время замкнуло своё кольцо, и Афонькин снова шёл в детский садик.

Но детского сада уже не было.

На втором этаже, где когда–то находилась комната для игр, теперь разместился городской суд. А на первом, где была спальня, процветал частный мясной магазин.

В суде кого–то судили.

В мясном магазине мясник рубил мясо. Кровь брызгала во все стороны.

— Осторожнее, — воскликнул Афонькин, — вы меня испачкаете кровью!

— Ты и так весь в крови, — хмыкнул мясник.

«Это он шутит», — подумал Афонькин.

— Это я шучу, — сказал мясник. — А вообще–то у меня тонкая и ранимая душа мечтателя. Знаешь, чего я больше всего на свете хочу?

Афонькин не знал.

— Стать бабочкой и порхать с цветка на цветок, — доверительно сообщил мясник. — И чтобы вдали виднелся лес, блестела речка на солнце…

Он замолчал. Молчал и Афонькин. Пока они молчали, было слышно, как наверху строгий судья приговаривает кого–то к расстрелу.

— А вместо того, чтобы порхать, — продолжил мясник, — я рублю мясо.

— Здесь когда–то находился детский садик… — начал Афонькин.

— Верно, — кивнул мясник. — У меня есть картотека на всех детишек.

Он достал тетрадку, захватанную кровавыми пальцами.

— Вот, — пояснил с гордостью, — всё записал: кто кем был; кто кем стал. Хобби у меня такое.

Сердце Афонькина учащённо забилось.

— А скажите… Лара… Лариса Попова есть в вашей картотеке?

— Счас поглядим, — слюнявил палец мясник, перелистывая страницы.