Изменить размер шрифта - +
Стакан он поставил на край шахматного столика, продолжая безмятежно попыхивать сигарой.

На жухлой траве лужайки за окном послышались чьи-то шаги.

— Добрый вечер, сэр! — раздался мягкий и теплый голос Энтони Морелла. — Как видите, я смело явился в львиное логово.

Подтянутый и мускулистый, излучая уверенность в себе, мистер Морелл, входя, снял шляпу и, с улыбкой представ перед судьей Айртоном, протянул ему руку.

 

Глава 4

 

— Добрый вечер, — сказал судья. Он пожал протянутую руку, хотя и не проявил особого воодушевления, оставшись сидеть. — Не присядете ли?

— Благодарю.

— Будьте любезны, напротив меня. Чтобы я мог рассмотреть вас.

— Ну что ж, идет.

Тони Морелл сел. Пружины кресла заставили его откинуться назад, но он тут же принял прежнюю позу.

Судья Айртон с той же невозмутимостью продолжал курить. Он не проронил ни слова. Его маленькие глазки не отрывались от лица гостя. Такой взгляд мог парализовать любого эмоционального человека; может, Морелл и был таковым.

Он откашлялся.

— Я предполагаю, — внезапно нарушил он гробовую тишину, — что Конни рассказала вам?

— Что рассказала?

— О нас.

— Что конкретно о вас? Постарайтесь быть точным.

— О браке!

— Ах да. Она мне рассказывала. Не желаете ли сигару? Или предпочитаете виски с содовой?

— Нет, благодарю вас, сэр, — мгновенно ответил Морелл, не теряя благодушной уверенности. — Я никогда не употребляю табака и спиртных напитков. Это мой принцип.

Словно ободренный предложением, он несколько расслабился. Он сидел с видом человека, у которого на руках козырной туз и остается лишь выбрать время, когда ввести его в игру. Но Морелл не предпринял никаких действий такого рода. Вместо этого он вынул пачку жевательной резинки, не снимая обертки, предложил угоститься хозяину и, положив пластинку в рот, с подчеркнутым удовольствием стал жевать ее.

Судья Айртон ничего не сказал.

— Не то что у меня есть какие-то возражения, — заверил его мистер Морелл, имея в виду табак и алкоголь, — просто не употребляю.

После этого великодушного объяснения он замолчал и хранил молчание, пока оно не стало тяготить его.

— Теперь относительно нас с Конни, — начал Морелл. — Она несколько волновалась по поводу нашего разговора, но я сказал ей, что смогу убедить вас проявить рассудительность. Мы не хотим никаких неприятностей. Мы хотим сохранять с вами дружеские отношения, если на то будет ваше желание. У вас какие-то весомые возражения против нашего брака? Или нет? — Он улыбнулся.

Судья вынул изо рта сигару:

— А вы сами не видите никаких препятствий?

Морелл помолчал.

— Ну, — признал он, избороздив смуглый лоб горизонтальными морщинами, — есть одна вещь. Видите ли, я прихожанин Римско-католической церкви. Боюсь, я должен настоятельно потребовать, чтобы обряд венчания прошел в католической церкви, и чтобы Конни стала католичкой. Вы же меня понимаете, не так ли?

Судья склонил голову:

— Да. Вы весьма любезно сообщили мне, что женитесь на моей дочери лишь в том случае, если она сменит религию.

— Послушайте, сэр! Я не хочу, чтобы вы предполагали…

— Я ничего не предполагаю. Я всего лишь повторяю ваши слова.

Он неторопливо запустил руку в нагрудный карман пиджака. Извлек оттуда очки в роговой оправе, водрузил их на нос и посмотрел на Морелла. Затем снял их и стал небрежно помахивать ими, держа очки в левой руке.

Быстрый переход