— Если даже сэр Чарльз не опознает его, почему этого не сможет сделать кто-то другой? Например, сама Синтия? Или я?
— Берешься ли ты под присягой показать, что это тот самый револьвер?
— Н-нет.
— Разве защита на процессе Ли не доказала, что такого револьвера никогда не существовало?
— Да.
— И теперь Синтия Ли не может явиться и сказать: «Да, это то самое оружие, которым я пользовалась пять лет назад». Не сделаешь этого и ты, разве что захочешь обречь ее на крупные неприятности. Сэр Чарльз скажет, что все вы не в своем уме. Нет. Хорас Айртон возвел надежную защиту со всех четырех сторон. Никому и в голову не придет, откуда он его раздобыл.
— Хотя я думаю, доктор Фелл догадывается.
Фред погрузился в размышления.
— Если это и так, он не станет информировать Грэхема. Есть и другая проблема. Если он догадывается, почему держит это при себе?
— Может, потому, что до сих пор не считает судью виноватым. Тебе не кажется? Снова веления совести, — помолчав, сказал Фред, — против велений здравого смысла… нет, не кажется.
Он поднялся на ноги. Теперь он стоял перед ней и смотрел на Джейн сверху вниз.
Во взгляде ее была счастливая раскованность, а на губах играла легкая улыбка. Но когда он попытался взять ее за руки, она отстранилась.
— Мы ведь не сможем все это забыть? — сказал он.
— Нет. Ты знаешь, что не сможем. Ни на минуту. Нет! Нет! Нет! Я не смогу!
— Как долго я искал тебя, Джейн.
— Какие долгие времена ждут нас.
— Я надеюсь.
— Почему ты так говоришь? — быстро спросила она.
То черное пятно, которое прошлой ночью чуть не свело его с ума, плавало где-то неподалеку — и оно снова вернулось. Оно ширилось, как разлившиеся чернила, поглощая его с головой. И теперь было куда хуже потому, что рядом с ним оказалась Джейн.
— Похоже, что у нас час признаний, — сказал он ей. — Так что лучше и мне покаяться.
Она улыбнулась:
— Если ты имеешь в виду какую-то любовную историю…
— Нет. Ничего подобного. Джейн, думаю, что прошлой ночью я убил человека.
Ей показалось, что плотная душная тишина оранжереи взорвалась оглушительным грохотом. Он стоял, не отрывая от нее неподвижного мрачного взгляда. Для Джейн, которая только что была беспредельно счастлива, эти слова сначала прозвучали полной бессмыслицей, но, когда он кивнул, у нее мучительно сжалось сердце.
Она облизала губы.
— Но не…
— Нет, — твердо сказал он; у Фреда был неторопливый приятный баритон, который мог убедительно звучать в зале суда. — Не Морелла. Во всяком случае, относительно него моя совесть чиста.
— Тогда кого же?
— Черного Джеффа. Я переехал его.
Она было приподнялась, но опустилась обратно.
— Тот бродяга?
— Да. Я кое-что намекнул Грэхему в тот же день. Но не рассказал ему все до конца.
Джейн торопливо нагнулась и затушила сигарету о мраморный пол. Затем, плотнее запахнув халат и поджав под себя ноги, она повернулась к нему, и на лице ее читалось все сочувствие, что жило в ней. Выражение его лица оставалось загадочным; в первый раз за все время Джейн не смогла понять его и, глядя на Фреда, испытала легкий страх.
— Вот почему, — пробормотала она, — ты так странно выглядел за ленчем, когда тебя спросили об этом.
— Ты заметила?
— Я замечаю все, что имеет к тебе отношение, Фред. Расскажи мне. Что случилось?
Он беспомощно махнул рукой:
— Ну, Джефф выполз с Лаверс-Лейн и рухнул как раз перед моей машиной…
— Значит, это был несчастный случай, да?
— Да. |